«Ананасная вода для прекрасной дамы» Виктор Пелевин читать онлайн - страница 1. Ананасная вода

Ананасная вода для прекрасной дамы читать онлайн - Виктор Пелевин

Виктор Пелевин

Ананасная вода для прекрасной дамы

Часть I

Боги и механизмы

Автор не обязательно разделяет религиозные, метафизические, политические, эстетические, национальные, фармакологические и прочие оценки и мнения, высказываемые персонажами книги, ее лирическими героями и фигурами рассказчиков.

Операция «Burning Bush» [Операция «Горящий куст».]

I'm the little jew who wrote the Bible [Я маленький еврей, написавший Библию.].
Leonard Cohen
Чтобы вы знали, меня зовут Семен Левитан.

Я родился и вырос в Одессе, на пятой станции Большого Фонтана. Мы жили совсем рядом с морем, в сталинской квартире конца тридцатых годов, доставшейся моей семье из-за минутной и не вполне искренней близости к режиму. Это было просторное и светлое жилище, но в его просторе и свете отчетливо присутствовал невыразимый советский ужас, пропитавший все постройки той поры.

Однако мое детство было счастливым. Вода в море была чистой (хотя тогда ее называли грязной), трамваи ходили без перерывов, и никто в городе не знал, что вместо английского языка детям надо учить украинский — поэтому отдали меня в английскую спецшколу. По странному совпадению, в ее вестибюле висела репродукция картины «Над вечным покоем» кисти одного из моих великих однофамильцев — Исаака Левитана.

Я не имею отношения к этому художнику. Зато, если верить родителям, я отдаленный родственник знаменитого советского радиодиктора Юрия Левитана, который в сороковые годы озвучивал по радио сводки информбюро. Очень может быть, что именно гены подарили мне сильный и красивый голос «таинственного серебристо-ночного тембра», как выразилась школьная учительница музыки, безуспешно учившая меня петь.

Документальных свидетельств родства я не видел — никаких архивов у нас не сохранилось. Но семейное предание заставило маму купить целый ящик записей Левитана на гибких пластинках, сделанных из старых рентгенограмм. Подозреваю, что эта же сень отраженного величия заразила папу-преферансиста поговоркой «я таки не играю, а счет веду».

Слушая размеренный, как бы неторопливо ликующий голос Левитана, я с детства изумлялся его силе и учился подражать ей. Я запоминал наизусть целые военные сводки и получал странное, почти демоническое удовольствие от того, что становился на несколько минут рупором сражающейся империи. Постепенно я овладел интонационными ухищрениями советского диктора, и иногда мне начинало казаться, что я настоящий ученик чародея — мой неокрепший голос вдруг взрывался раскатом громоподобных слов, словно бы подкрепленных всей танковой мощью центральной Азии.

Родителей весьма впечатлял мой имитационный талант. С другими людьми обстояло чуть сложнее.

Дело в том, что моим родным языком был не столько русский, сколько одесский. И мама, и отец говорили на уже практически вымершем русифицированном идише, который так бездарно изображают все рассказчики еврейских анекдотов. Я, можно сказать, и вырос внутри бородатого и не слишком смешного анекдота, где фраза «сколько стоит эта рыба» звучала как «скильки коштуе цей фиш».

Этот специфический одесский parlance впитался в мои голосовые связки настолько глубоко, что все позднейшие попытки преодолеть его оказались безуспешными (забегая вперед, скажу, что густая тень идиша легла не только на мой русский, но и на мой английский). Поэтому, хоть изображаемый мной Левитан звучал совершенно естественно для моих родителей, приезжих из Ма-а-асквы он смешил до колик. Мне же их тягучий как сгущенка северный выговор казался до невозможности деревенским.

Летом меня отправляли в странный пионерлагерь, расположенный совсем рядом с домом — он помещался в здании интерната для глухонемых, которых на лето, надо думать, вывозили на север. В палате пионерлагеря я развлекал более сильных и наглых ребят своим небольшим даром.

Надо сказать, что я был слабосильным мальчиком. Сперва родители надеялись, что мой рост и сила лишь временно зависли на какой-то небесной таможне, и я еще наверстаю свое. Но к шестому примерно классу стало окончательно ясно, что папа создал не Голиафа, а очередного Давида.

Мудрый Фрейд не зря говорил, что анатомия — это судьба. Мой имитационный талант оказался единственным противовесом жестокому приговору природы. Но все-таки противовес существовал, и гопники с гегемонами били меня не слишком часто — я умел их развлечь.

Сперва я просто читал заученные наизусть военные сводки, пестрящие дикими географизмами — в темной палате они звучали непобедимыми азиатскими заклинаниями. Но постепенно это наскучило моим слушателям, и я начал импровизировать. И вот здесь выяснились удивительные особенности моей магической речи.

Любая из страшных историй, которые дети рассказывают друг другу в темноте, приобретала в моем исполнении иное качество — и пугала даже тех, кто обычно смеялся над страшилками. Мало того, самые простые слова, обращенные к моим товарищам по палате в темный час после отбоя, вдруг наполнялись жутким многозначительным смыслом, стоило мне произнести их голосом Левитана.

Любой этнограф, знакомый с особенностями евразийского детства, знает, что в подростковой среде соблюдаются строгие социальные протоколы, нарушение которых чревато такими же последствиями, как неуважение к тюремным табу. Но моя волшебная сила ставила меня выше подобных правил. В минуты имперсонаций я мог, как тогда выражались, «бакланить» без всяких последствий, говоря что угодно кому угодно — и с этим смирялись, как бы почитая сошедшего на меня духа. Разумеется, я не ставил подобных экспериментов в своем обычном худосочном качестве, когда в палате становилось светло.

Была, впрочем, одна досадная проблема — о ней я уже упоминал. Некоторые ребята обладали иммунитетом к моей магии. Мало того, я их смешил. Обычно это были москвичи, занесенные к нам потоками арктического воздуха.

Причина была в моем одесском выговоре — он казался им смешным и несовместимым с грозным смыслом произносимых слов. В такие минуты я ощущал нечто похожее на трагедию поэта, которому легкая картавость мешает обольстить свет чарами вполне гениальных строк. Но москвичей среди моих слушателей было мало, и некоторые из них таки падали под ударами темных крыл моего демона, так что по этому вопросу я переживал не особо.

С одним из москвичей я даже подружился. Его звали Влад Шмыга. Это был толстый мрачный парень с очень внимательными глазами и вечно потным ежиком. Мне льстило, что он был одним из тех северян, кто не смеялся над моим выговором, а его, несомненно, впечатлял мой талант.

В нем было что-то военно-детдомовское — только его хотелось назвать не сыном полка, а сыном заградотряда. Его любимым эпитетом было слово «убогий», применявшееся ко всему, от погоды до кинематографа. Кроме того, у него было необычное хобби.

Он вел досье на каждого мальчика из нашей палаты — в общей тетради, которую хранил в мешке с грязным бельем под защитой нескольких особо пахучих носков. Мне он ее доверительно показал, когда мы курили сырые ростовские сигареты в кустах возле столовой. Про меня там было написано следующее:
...
Семен Левитан.
Обладает умением говорить голосом загробного мира, отчего ночью делается страшно. Может не только напугать до усрачки, но и утешить и вдохновить. Таким образом, имеет уникальную способность, близкую к гипнозу. Способен выражаться красиво и заумно, так что кажешься себе некультурным дураком, но, когда забывается, начинает говорить быстро и с сильным еврейским акцентом. Тогда гипноз пропадает.

Я, конечно, и сам про себя все это знал — только формулировал чуть иначе. Однако я был знаком с собой вот уже двенадцать лет, а Владик выделил из меня эту смысловую суть всего за несколько дней. Мало того, за этот короткий срок он успел проделать то же самое и с остальными соседями по палате, и это, конечно, впечатляло. Наверное, именно тогда я впервые понял, что кроме меня в мире есть много других специфически одаренных людей, и гордиться своим даром следует очень осторожно.

Мы с Владиком переписывались пару месяцев после лагеря, потом он хотел опять приехать в Одессу, но не смог — и постепенно наша дружба сошла на нет. Думаю, последнее письмо написал все-таки я, но не уверен.

После школы меня отправили учиться в московский институт Иностранных языков. Мама долго не хотела отпускать меня, ссылаясь на корни, без которых я увяну, но папа, как опытный преферансист, обыграл ее, хитро передернув козырную цитату из Бродского (тот был для мамы высшим авторитетом). Он сказал так:

— Если выпало в империи родиться, надо жить в глухой провинции у моря. Ну а если выпало родиться в глухой провинции у моря? Значит, Семену таки надо жить в империи!

Но империя в это время уже дышала на ладан, а пока я учился в инязе, и вовсе перестала это делать, после чего римские циклы Бродского потеряли одну из главных эстетических проекций, а мои карьерно-выездные надежды — так и вообще всякий смысл.

Об ужасе девяностых я умолчу. Скажу только, что за российский паспорт с меня содрали непорядочно много денег — это была явная несправедливость даже по тем беспредельным временам. Правда, английскому в Москве я научился весьма сносно.

В один прекрасный день на заре нового миллениума я увидел в зеркале некрасиво лысеющего худого мужчину, которого уже довольно трудно было назвать «молодым человеком». Этот потасканный низкооплачиваемый субъект жил в съемной хрущобе у метро «Авиамоторная» и преподавал английский на расположенных у Павелецкого вокзала курсах «Intermediate Advanced», куда ходили технические абитуриенты и размечтавшиеся проститутки.

Рядом со мной работало несколько преподавателей, в которых я без особого труда мог опознать себя через десять, двадцать и тридцать лет — и это зрелище было настолько унылым, что я начинал подумывать, не уйти ли мне из жизни куда-нибудь еще.

Подходящим способом казалось уснуть навсегда. Я, собственно говоря, и пытался сделать это каждый вечер, но, поскольку мне страшно было глотать таблетки или резать вены, я каждый раз просыпался опять, и с этим ничего нельзя было поделать.

По вечерам я читал французские экзистенциальные романы шестидесятых годов — целый их шкаф достался мне по наследству от командовавшего атомным ледоколом капитана, затонувшего в моей халупе в годы приватизации. От этого чтения в моей депрессии ненадолго появлялся благородный европейский налет — но достаточно было одной поездки в переполненном трамвае, чтобы мыслящий тростник снова превратился в лысого еврейского лузера.

Мое отчаяние делалось все безысходней — и в высшей его точке, когда я на полном серьезе готов был выпить настоящего яду или даже вернуться в Одессу, судьба без всякого предупреждения пересадила меня на очень крутой маршрут.

Как-то в августовское воскресенье 2002 года я шел по Новому Арбату в районе Дома Книги. На улице было необычно мало машин, и воздух был полон той нежнейшей московской тоски по незаметно прошедшему лету, которая одновременно щемит сердце и примиряет с жизнью. Мне было почти хорошо.

Вдруг слева от меня скрипнули тормоза, и рядом остановилась приземистая черная машина с тонированными стеклами — в кино на таких ездят гламурные спецагенты, которым мировое правительство доверило рекламу ноутбуков «vaio». Заднее стекло чуть опустилось, и темнота за ним позвала:

— Семен!

У меня екнуло в груди.

Голос темноты был мне незнаком, но интонации — а я таки знаю вещь или две об интонациях — были такими, словно она давно и хорошо меня знает, как и положено темноте. Отчетливо помню: в первую секунду мне показалось, будто за окном притаился какой-то забытый древний ужас — то, что мы до сих пор боимся встретить во мраке, хотя его там нет уже миллионы лет.

Видимо, испуг отразился на моем лице. Темнота довольно засмеялась, окно опустилось ниже, и я увидел человека, которого тут же узнал.

Это был Влад Шмыга, мой друг из пионерлагеря. Его внимательные глаза совсем не изменились, хоть годы и накачали хмурым жиром складки кожи вокруг них.

— Садись в машину, — сказал он. — Поедем поедим.

Я сел в прохладный темный салон.

Кроме Шмыги, в машине были водитель и человек на переднем сиденье. Шмыга ободряюще улыбнулся, и я уже начал подыскивать подходящий к случаю сентиментальный трюизм, когда человек с переднего сиденья обернулся и щелкнул чем-то возле моего плеча, уколов меня в шею.

Машина с ее обитателями сразу поплыла вверх и вправо, превратившись в подобие странной колодезной крышки, внимательно глядящей на меня тремя парами глаз. Я же занялся тем, что стал падать в колодец.

1

За ресторанным столиком обедали трое. Двое были сумрачными полными людьми с невыразительными лицами. Одеты они были скучно — в дешевый спортивно-летний ширпотреб. Третий, сидящий между ними, был, напротив, весьма ярок — бакенбарды делали его похожим на развратную итальянскую обезьяну, а клетчатый пиджак так и вообще превращал в какого-то наглого Пушкина, который вместо стихов посвятил себя мелкооптовой торговле.

Звука не было, поэтому о разговоре приходилось судить по мимике. Говорил в основном Пушкин, и сначала мне казалось, что я вижу встречу школьных друзей, один из которых пролез в президиум жизни и судьбы, а двое так и остались коллежскими ассенизаторами, и теперь добившийся успеха учит их разуму. Ассенизаторы говорили коротко и односложно, глядя в тарелки, а Пушкин витийствовал вовсю, и одним особо раздольным жестом даже опрокинул на стол бокал с вином.

Но постепенно разговор приобретал странный оборот. Ассенизаторы все чаще поднимали от тарелок тусклые злые глаза, а Пушкин все дольше держал ладонь прижатой к сердцу. И скоро мне стало понятно — он смертельно напуган, и не учит друзей жизни, а оправдывается, но ему не верят. А потом выяснилось, что никакие это не друзья, поскольку друзья себя так не ведут.

В какой-то момент Пушкин совсем потерял апломб, а двое ассенизаторов сделались окончательно похожи на гангстеров, и я вдруг догадался, что их простецкий прикид — это просто дешевая рабочая одежда, которую им не жалко испачкать. Видимо, одновременно со мной это понял и Пушкин на экране: он попытался встать с места, но ассенизаторы оказались на ногах чуть быстрее, и его рот распахнулся в неслышном крике.

Один из ассенизаторов швырнул Пушкина лицом прямо на тарелки с едой. Второй достал откуда-то молоток и гвозди, и они за несколько секунд кощунственно прибили руки недавнего члена президиума к столу — хоть я не слышал его крика, он почти физически давил мне на уши.

Все дальнейшее заняло от силы полминуты.

Оказалось, что стол стоит на колесиках — двое легко двинули его вперед. Камера переехала им за спины, двустворчатая дверь впереди раскрылась, и они быстро повлекли стол по коридору, словно санитары — каталку с больным.

Конец коридора выглядел чрезвычайно неряшливо — казалось, в его тупике шел ремонт, и стены залепили рваными лоскутами полиэтиленовой пленки. Там что-то подрагивало и блестело, и, когда стол доехал до середины коридора, я с содроганием понял, что это вращающийся диск циркулярной пилы.

Когда до нее осталось несколько метров, один из ассенизаторов потянул Пушкина за волосы, чтобы тот поднял лицо и увидел будущее. Затем стол прошел над рамой пилы (видимо, ее высота была отрегулирована заранее) и наехал на диск. Последовавшее было страшно и омерзительно. Особенно меня напугала та столярная сноровка, с которой державший Пушкина за волосы отдернул руку в последний момент.

Очумело глядя на экран, я думал, что моя догадка насчет дешевой рабочей одежды оказалась верна — убийцы, несомненно, не будут ее отстирывать, а просто выкинут. Я еще в детстве заметил, что наш ум, стараясь защитить себя от сцен запредельной жестокости, норовит вцепиться в какую-нибудь мелкую деталь и вдумчиво анализирует ее, пока все не кончится.

К этому времени я уже пришел в себя и понимал, что сижу в темном зале и смотрю фильм, который показывают через проектор. И вот экран погас.

Попытавшись встать, я понял, что не могу этого сделать — на мне была сковывающая движения упряжь, подобие смирительной рубахи, пристегнутой к креслу на колесиках, в котором я сидел. Когда зажегся свет, я увидел, что это кресло стоит в проходе между пустыми рядами. Но я наслаждался одиночеством недолго. На плечо мне легла легкая ладонь. Я вздрогнул и попытался обернуться, насколько позволяло кресло. Но человек, положивший мне руку на плечо, стоял у меня точно за спиной и был невидим.

— Вот так бывает, — сказал назидательный женский голос, — когда много говорят не по делу. Вы поняли, Семен Исакович?

— Да, — ответил я, — я все понял. Я еще в детстве все понял.

— Тогда распишитесь.

Мне на колени упал планшет с пристегнутым к нему листом бумаги. Бумагу покрывал разбитый на множество пронумерованных параграфов текст. Шрифт был очень мелким, и я разобрал только заголовок:
...

ПОДПИСКА О НЕРАЗГЛАШЕНИИ

Я даже не стал спрашивать, о неразглашении чего.

— Как же я распишусь, — сказал я, — когда у меня руки связаны.

— Можете поставить крестик, — отозвался женский голос, и тонкие пальцы поднесли к моему рту авторучку.

Я послушно сжал ее зубами, женщина подняла планшет, и я кое-как поставил нелепую кривую загогулину напротив слова «Подпись» — она не поместилась в графе, где были мои имя и фамилия, и залезла на печатный текст. Кажется, женщину это не смутило.

Она убрала планшет, и я почувствовал мягкое прикосновение к голове. Мои глаза закрыла плотная черная повязка. Затем кресло тронулось с места.

Судя по косвенным признакам, мы выехали из зала, довольно долго катили по коридору, потом опустились на лифте, где кроме нас ехали другие люди (я услышал негромкий разговор о футболе). Потом был еще коридор и еще лифт. Наконец, переехав через порог, мы остановились, и с моих глаз сняли повязку.

Я увидел зубоврачебный кабинет.

Но такой, в котором не стыдно было бы вставить ампулу с цианистым калием в зуб самому Генриху Гиммлеру. В его атмосфере было что-то невыразимо мрачное — словно долгие годы тут занимались пыточным промыслом, а затем, чтобы рационально объяснить пропитавшую стены ауру страдания, установили вместо дыбы зубоврачебное кресло. Такое излучение, кстати, часто пронизывает дорогую московскую и особенно питерскую недвижимость — но, к счастью для риелторов, то, что туда въезжает, бывает еще страшнее, чем то, что когда-то выехало.

Стоит ли говорить, что зубной доктор и его ассистент показались мне как две капли воды похожими на убийц из ролика.

Мне на нос нацепили резиновую прищепку с отходящим от нее шлангом, и я провалился в смутное пространство газовой анестезии, где сначала вспоминаешь великую тайну, о которой все люди договорились молчать, а затем так же неизбежно забываешь ее, когда сеанс подходит к концу. Уйдя в созерцание, я даже не заметил, как меня пересадили из передвижного кресла в зубоврачебное.

Врачи ни минуты не сомневались, что им делать. Они залезли мне в рот и стали брутально сверлить верхний шестой зуб с левой стороны. Край моего сознания бодрствовал, и я подумал, что задачей недавнего кинопросмотра могла быть просто подготовка к этой процедуре: перед лицом мучительной смерти как-то перестаешь бояться зубной боли. Это было очень тонко, и я даже начал мычать, стараясь объяснить докторам, что я понял их план и в восторге от него, но один из них погрозил мне пальцем, и я замолчал. Мне показалось, что после этого анестезиолог сильно увеличил процент закиси азота во вдыхаемой мной смеси.

knizhnik.org

Вот, что случится, если пить эту воду натощак!

О том, насколько полезен ананас, наверняка, известно многим, не говоря уже о его вкусовых качествах. Но если вы еще не знаете, что такое ананасовая вода, то наша сегодняшняя статья должна вас заинтересовать.

Ананасная вода не содержит сахара и при этом чрезвычайно богата питательными веществами. Это отличный вариант для того, чтобы поддерживать свой организм хорошо увлажненным, бороться с воспалительными процессами, защищать и стимулировать печень и др.

Этот напиток очень легко приготовить, а на вкус ананасовая вода настолько приятна, что очень скоро вы уже не сможете без нее обходиться.

Вот, что случится, если пить эту воду натощак!

Ананасная вода натощак: в чем преимущества для организма?

Мы довольно часто рекомендуем вам различные способы очищения организма и укрепления его защитных функций, например:

Выпивать стакан теплой воды с лимонным соком по утрам.
Есть натощак чеснок.
Или одну столовую ложку оливкового масла с несколькими капельками лимонного сока.
Выпивать стакан воды с одной столовой ложкой пищевой соды и опять же лимонным соком.
Или стакан воды с медом натощак

То есть средств достаточно много, но здесь важно следующее: каждому человеку подойдет что-то свое. Ведь все мы очень разные, с индивидуальными особенностями и поэтому нам подойдут разные рецепты.

Ананасовая вода станет прекрасным дополнением к тем обязательным двум литрам воды, которые мы должны стараться выпивать каждый день.

Это будет легкий напиток, без сахара, но все же не такой кислый, как сам ананас в чистом виде. То есть он очень приятен на вкус и, главное, подходит для любого желудка, даже самого нежного.

А теперь давайте разберемся поподробнее, чем нам может быть полезен такой фрукт, как ананас.

1. Уменьшает воспаление

Как вы знаете, в ананасах содержится очень интересный фермент под названием бромелайн. Его основное свойство — борьба с воспалительными процессами, уничтожение токсинов, повреждающих ткани нашего организма и вызывающих боль, отеки и задержку жидкости.
Если пить ананасовую воду регулярно, организм это очень скоро заметит. Особенно она будет полезной, если человек страдает от артрита.
Возможно, вам интересно, почему мы рекомендуем пить ананасовую воду именно на пустой желудок? В данном случае мы руководствуемся тем, что натощак желудок лучше усваивает все питательные вещества и, соответственно, получает их полезные свойства.
Позже, после приема пищи, очищающее и противовоспалительное действия существенно снижаются из-за смешивания с другими питательными веществами. Так что не сомневайтесь и старайтесь первый стакан этого напитка выпивать с утра натощак.

2. Прекрасное дополнение при борьбе с лишним весом

Здесь необходимо уточнить следующее: просто ананасовая вода в одиночку не сможет справиться с лишними килограммами и жировыми отложениями. Необходим комплексный подход: главное — разнообразное и сбалансированное питание.

Только в этом случае вы сможете ощутить все преимущества данного напитка:

Длительное чувство сытости.
Уменьшение тяги к сладостям.
Ускорение метаболизма благодаря тиамину, содержащемуся в ананасовой воде, что позволит быстрее превращать углеводы в энергию.
Естественная гидратация организма.
Обеспечение необходимыми микроэлементами, которых нет в обычной воде. Можете смело брать с собой бутылочку ананасовой воды.
Благодаря высокому содержанию калия в ананасе можна предотвратить появление судорог и других проблем, связанных с повседневной усталостью, это очень эффективное средство для поддержания необходимого уровня электролитов в организме.

Но помните, пить ананасовую воду нужно именно натощак.

3. Забота о печени и кишечнике

Фермент бромелайн действует как хороший катализатор для печени. Он позволяет синтезировать витамины и белки.
Полезные ферменты и ряд антиоксидантов, входящих в состав ананасовой воды, помогут очистить организм от токсинов и тяжелых металлов.
Напиток поможет также поддерживать здоровье и чистоту кишечника.
А для предотвращения запоров всегда рекомендуется есть ананас в натуральном виде.

4. Польза для щитовидной железы

А вы знали, что в ананасе содержится йод? Ведь это действительно так. Кроме того, вышеупомянутый фермент бромелайн защищает нас от многих аутоиммунных заболеваний и прекрасно подходит для борьбы с симптомами заболеваний щитовидной железы.

Как готовится ананасная вода?

Вариант 1

Ингредиенты:

1/2 ананаса
1 литр воды

Способ приготовления:

Это самый простой и быстрый способ. В данном случае вам просто нужно очистить половинку ананаса, порезать ее на маленькие кусочки и положить в графин с холодной водой.

Оставьте настаиваться свой напиток на всю ночь. А на следующий день вытащите фрукты из графина (их вы можете потом съесть отдельно), и у вас получится та самая волшебная, обогащенная питательными веществами водичка. Ее вы можете пить в течение всего дня, не забывая выпить первый стакан с самого утра, на пустой желудок.

Вот, что случится, если пить эту воду натощак!

Вариант 2

Ингредиенты:

1/2 ананаса вместе с кожицей
1 палочка корицы
1 литр воды

Способ приготовления:

Разрезаем ананас пополам, а затем очищаем от кожуры. Но здесь мы эту кожуру не выбрасываем, она также пригодится для приготовления напитка.

Режем ананас на кусочки.

Теперь ставим на огонь кастрюлю с водой и кладем туда тщательно вымытую кожуру от ананаса, сам ананас и палочку корицы. Вода должна закипеть, после чего следует подождать еще около 20 минут, не выключая огонь.

По истечении указанного времени дайте напитку 15 минут настояться и процедите. Теперь у вас осталась только сама ананасовая вода.

Перелейте ее в графин и поставьте в холодильник. Прохладная она будет вкуснее. Вот увидите, вам понравится!

Источник econet.ru

online-detox.com

Ананасная вода для прекрасной дамы

Жанр: Автор: Язык оригинала: Год написания: Отдельное издание: Издательство:

Ананасная вода для прекрасной дамы
Обложка романа, дизайн Андрея Саукова использует фрагмент из фрески Микеланджело «Создание солнца и планет»
сборник повестей и рассказов
Виктор Пелевин
русский
2010
2011
Эксмо

«Ананасная вода для прекрасной дамы» — сборник рассказов Виктора Пелевина, поступивший в продажу в декабре 2010 года. Книга состоит из двух неравных частей: «Боги и механизмы» (бо́льшая), «Механизмы и Боги» (меньшая). Первая часть состоит из двух повестей: «Операция “Burning Bush”» и «Зенитные кодексы Аль-Эфесби». Вторая часть состоит из трёх рассказов: «Созерцатель тени», «Тхаги» и «Отель хороших воплощений».

Сборник попал в длинный список национальной литературной премии «Большая книга» (сезон 2010/11).

Сюжет

Операция «Burning Bush»

Главный герой Семён Левитан увлекался в детстве подражанием голосу знаменитого диктора радио Юрия Левитана. Во взрослом возрасте он преподаёт английский язык в постперестроечной Москве. Оба эти обстоятельства приводят к тому, что его вовлекают в секретную операцию сил госбезопасности — он должен изображать голос Бога для президента США Дж. У. Буша. Для этого Семён проходит курс ускоренной теологической подготовки на секретной базе с использованием текстов религиозного содержания и наркотиков, в ходе которой он испытывает мистические переживания.

По ходу операции выясняются, что и американцы проводят подобную операцию против лидеров СССР и России с той разницей, что вещание идёт от имени дьявола. Семёну приходится изображать и дьявола. По окончании операции Семён оказывается в Израиле, где его использует ещё какая-то разведка, скорее всего, ЦРУ.

Повесть с присущим Пелевину мрачноватым юмором и написана от первого лица[K 1]. В отличие от других книг Пелевина, мистические переживания происходят в рамках европейской монотеистической культуры, а не Востока.

Зенитные кодексы Аль-Эфесби

Повесть состоит из двух частей: «Freedom liberator» и «Советский реквием». В первой части описывается как американцы, теряя эффективность боевых действий в Афганистане из-за постоянных утечек информации в WikiLeaks и последующих упрёков в негуманных методах ведения войны, решают использовать автономный искусственный интеллект в беспилотных летательных аппаратах (дронах, БПЛА).

Аппараты действуют необычайно эффективно вплоть до появления в Афганистане русского агента Савелия Скотенкова, получившего там кличку Аль-Эфесби (якобы «из Эфеса», вариант: из ФСБ). Обиженный на Россию и Запад, Скотенков разрабатывает необычайную защиту от дронов: пишет на земле лозунги, отвлекающие искусственный интеллект, что приводит БПЛА к аварии. После ухудшения отношений с Россией американцам удаётся добиться отзыва Скотенкова, затем его похищают уже из России.

В книге содержатся философские рассуждения о возможности искусственного интеллекта и существовании души с аллюзиями к теориям Алана Тьюринга и Роджера Пенроуза.

Вторая часть повести — «Советский реквием» (аллюзия к известному рассказу «Немецкий реквием» Борхеса) состоит из, возможно, неподлинного монолога Скотенкова в тюрьме ЦРУ, где его должны в качестве наказания превратить в хронического игрока на курсе валют.

Созерцатель тени

В рассказе описывается попытка русского гида в Индии Олега учиться у своей собственной тени в процессе длительных медитаций. Герой едва остаётся жив, и рассказ не даёт ответа, было ли увиденное им иллюзией или действительным опытом. Рассказ пронизан иронией по отношению равно как и к попыткам европейцев проникнуть в индийскую культуру, так и к самой Индии.

Тхаги

Второстепенный герой предыдущего рассказа Борис продолжает поиски членов секты туги (тхаги) — тайных поклонников индийской богини Кали, приносящих ей человеческие жертвоприношения. Борис хочет вступить в эту секту, но ему невдомёк, что жертвой станет он сам. Рассказ публиковался в июне 2010 года в журнале «Сноб» [1].

Отель хороших воплощений

Заключительный рассказ сборника повествует о предсуществовании души девушки, которой ангел предлагает воплотиться в качестве дочери олигарха. После непродолжительного знакомства с обстоятельствами и разъяснений со стороны ангела, она наотрез отказывается воплотиться в этом качестве и теряет индивидуальность в праисточнике жизни. Именно в этом рассказе встречается банка с ананасной водой, давшей название сборнику и являющейся цитатой из Владимира Маяковского[2].

См. также

Ссылки

Примечания

Виктор Пелевин - Ананасная вода для прекрасной дамы

11:47 am - Виктор Пелевин - Ананасная вода для прекрасной дамы

Пелевин - ананасная вода для прекрасной дамы Вам ли, любящим баб да блюда, Жизнь отдавать в угоду?!Я лучше в баре блядям будуПодавать ананасную воду! Владимир Маяковский

Когда-то давно Пелевин начался для меня именно с рассказов. Они произвели на меня просто ошеломительное впечатление. Потом я читал его романы, получал огромное удовольствие, но все таки оно было немного отличного от тех восторгов в которые меня приводила малая проза Виктора Олеговича. Новые рассказы (я имею в виду более поздние по дате написания) того эффекта не производили. Сборник «Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана» и вовсе оставил «проходное» впечатление. И вот очередная книга, вполне целостная, концептуальная… я даже не могу воспринять ее, как просто сборник – это скорее роман, сотканный из новелл. И именно он воскресил во мне то чувства, которые я испытывал, когда только знакомился с ранним творчеством Виктора Пелевина. И это было здорово.

Пять рассказов, пять удивительных историй об одном и том же, но на разных языках. Сотканные из цитат, аллюзий, намеков, отсылок, обильно сдобренные насмешкой и припудренные социальщиной, с фирменным пелевинском юмором. Такие знакомые темы и под таким милым углом.

Виктор Пелевин еще в ранних своих романах вполне конкретно и четко высказал все, что мог и хотел высказать. Не думаю, что его мировоззрение поменяется. Казалось бы он обречен на самоповторы, но… его стиль и жанр позволяют ему повторять одно и то же так, что каждый раз оно воспринимается иначе. А социально-политическая обстановка в России неизменно будет подбрасывать ему новый материал.

В этот раз доминирующей стала тема Бога и божественной сущности, которая красной нитью проходит через все рассказы сборника (если не через все творчество Виктора Пелевина). Каждая новелла – это новая интерпретация извечной попытки познания человеком непознаваемого.

Книга состоит из двух частей. «Боги и механизмы» и «Механизмы и Боги». И в ней действительно повествуется и о богах и о сложных механизмах, которых человек принимает за Бога (или с помощью которых неумело и низко пытается Бога творить). Другое дело, что четко разделить где боги, а где механизмы не выходит. Божественный посыл разлит по тексту в равных соотношениях с механической стружкой и истину каждому приходится искать самому. Пелевин только выражает многообразие возможностей…

Пять рассказов, пять историй.. Они родили ассоциации с другими книгами Виктора Олеговича, особенно с Generation «П» и «Омон Ра» (с первой благодаря маркетинговому таланту героя рассказа «Зенитные кодексы Аль-Эфсби», со второй, видимо из за специфической службы во имя Родины героя рассказа «Burning Bush»). Местами даже показалось, что Пелевин сам себя слегка спародировал. Те же гебисты, буддисты, маркетологи, юноши, вещества… Такая знакомая рефлексия о потерянном симулякре СССР куда никто не хочет вернуться. То же обилие восточно индуистско-буддистских терминов. И, конечно же, много фирменного юмора, необычного и немного горького. Его у Пелевина во всех произведениях достаточно, но умолчать о нем просто неприлично. Досталось всем – русским, американцам, европейцам, буддистам, гомосексуалистам, либералам, коммунистам, согласным, несогласным… даже «Ладе Калине». Президент вот как-то обмолвился, что читал Т, так вот, видимо, Пелевин это интервью хорошо запомнил.

Читая размышления и оценки Пелевина о вполне объективной реальности и, а потом, пролистывая ленту новостей, невольно хочется бежать от нее куда подальше (и от ленты новостей и от реальности). Именно поэтому, когда в последнем рассказе появляется вполне блоковская прекрасная дама, то ей становится тошно от одного взгляда на этот мир. И она предпочитает проснуться в какой-нибудь иной реальности. И все вышло, как в сказке - прекрасным дамам лучшие миры, блядям - настойка из консервированных ананасов.

П.с. Кому интересны аннотации рассказов (лучше все таки все прочитать самому) википедия все расскажет четко и ясно.п.п.с.Ну и не могу не удержаться, не отметив «находки», что сделал я на страницах романа. Такие вот «интересные факты», выражаясь языком Википедии. Их в "Ананасной воде" много, но особенно запомнилась одна.Ну Шмыга, который мелькал в П5 и Т, а нынче вот стал одним из героев. Ну скандальные WikiLeaks, о которых, кажется, до сих пор трещат новости (оперативно).... Ну обилие игры слов (привет Набоков), цитаты (их нынче даже как-то обособленно выделили)Но вот история про Джорджа Буша, говорящего с Богом. Я думал, эдак Виктор Олегович загнул.. а тут вот... Перевести может и любой онлайн-переводчик.Ну а после такого как-то реально подумаешь - а не является ли мой мир, вместе со мной и моими мыслями - фантазией Виктора Пелевина? Или мотылька, которому сниться, что он Виктор Пелевин..

Другие посты о произведениях Виктора Пелевина

Музыка: Аквариум - Десять прекрасных дам

d-stroz.livejournal.com

Виктор Пелевин «Ананасная вода для прекрасной дамы»

Что бы ни говорили, что бы ни писали недруги-завистники, первое десятилетие нынешнего века российской литературы, как и последнее века двадцатого, прошло под знаком «П». За эти годы на «арену» нашей словесности вышло немало хороших авторов и несколько замечательных писателей, но о ком ещё так много писали, а когда-то и рьяно спорили? Чьи книги по-прежнему ждут читатели, чьи книги не могут пройти незамеченными даже у ярых критиков творчества Пелевина? Начав обычно с того, что писатель «пошёл по пути самопародии» и читать его – только разочаровываться, критики не спешат поставить на этом точку, а начинают доказывать своё утверждение. Да так рьяно, что вскоре понимаешь – писать тот хуже не стал и его новую книгу надо обязательно прочесть!

Пелевин и ЭКСМО строят маркетинговую политику так, что не дают возможности забыть о себе. Только отшумели споры по поводу «Т», как вышел сборник новых повестей и рассказов (только один публиковался ранее). Основного внимания заслуживает часть первая – «Боги и механизмы» — о тайной жизни и неизвестных публике подвигах скромных героев наших спецслужб… Всевозможные «органы» Пелевин явно не любит, но пишет о них постоянно… Что делать, если «полковники» так много значат в сегодняшнем российском обществе. Автор и людей-человеков не очень жалует, но не о сусликах же писать!

История Сёмы Левитана из Одессы в повести «Операция “Burning Bush”» выписана «душевно», так что сопереживание «маленькому человеку» будет несомненным у большинства читателей пелевинской прозы. Повзрослев до «лысого еврейского лузера», Сёма – обладатель дара «говорить голосом загробного мира» да ещё и английский знающий — совсем неслучайно через много лет встречается с дружком детства, ставшим за это время генералом ФСБ. Пройдя тренинг в «камере сенсорной депривации», Семён становится «психонавтом» и начинает «работать Богом»! Устанавливает контакт с президентом Бушем, воплощая в жизнь догмат америкосов о богоизбранности Америки – так начинается операция «Палёный Буш». «Божеские» откровения и рекомендации заставляют Буша принимать часто нелепые решения, а что делать – «другого Бога у меня для вас нет…»

По ходу повествования Пелевин даёт краткие зарисовки современной жизни, психологии евреев, замечательно описывает все эти «мистические трипы» (они же путешествия сознания в эзотерических мирах). Сёма действительно «познаёт Бога» — единственную душу в мире… Окончание повествования, как всегда у Пелевина, невесело: оказывается, америкосы управляют подобным методом российскими правителями с пятидесятых годов – причем, от имени совсем не Бога…

Скромный герой «Зенитных кодексов Аль-Эфесби» — Савелий Скотенков, дитя эпохи первоначального накопления капитала, автор «Криптодискурса»,

выявивший основное противоречие ХХI века, противоречие между углеводородными деспотиями и трубопроводными демократиями. Ну куда ему деваться при нашей-то бюрократии, способной освоить даже древнемарсианский культ? При современной экономической реальности, дающей неограниченные возможности расставания с деньгами? Только на курсы Высшей школы ФСБ!..

Немало узнав про БПЛА-дроны и программу F.D.O.M. с нейронной связью, Скотенков в зелёной чалме (как Саул Аль-Эфесби) появляется в Афгане и, не очень напрягаясь, уничтожает сразу девять супердронов! Интересно читать даже про производственно-технические детали, уж не говоря о том, что словами Пелевин играет мастерски. Пусть его максимы: «Верховная власть – просто самая сильная волчья стая» или «Высшее искусство лжи не в том, чтобы врать всё время» — никакие не «открытия», но ведь всё это ещё надо точно и кратко сформулировать!

Конечно, заканчивается история невесело… Уничтожив 471 «Freedom Liberator», Аль-Эфесби делает своё дело и …уходит… Оказавшись в деревеньке Улемы, философствует: «Весь двадцатый век мы, русские дураки, были генератором, вырабатывающим счастье западного мира»… А разве не так?

Вторая, меньшая часть сборника – «Механизмы и боги» — лишь «объёмная» поддержка первой. Вполне понимая, что истина недостижима, Пелевин всё равно любит писать о её поисках в «эпоху первоначального накопления, вступившей в фазу нестабильного загнивания». Заклиная собственную тень в «Созерцателе тени», этот скромный «герой» постигает нечто: «Само его тело было мыслью, мир был тенью, бог был светом…» Принесло ли знание хоть капельку счастья? Вопрос риторический…

Короткий рассказ «Тхаги» — для тех, кто мечтает стать адептом чистого зла. И в нём немало примечательных строк, например – о «либеральном дискурсе» в России как последовательности шумовых и визуальных эффектов. Мораль рассказа простовата, зато явственна – не рой другим яму… О рассказе «Отель хороших воплощений» можно бы и не писать, если б не возникающий вопрос – а что это за «ананасная вода»? Читатель встретит упоминание о ней – на самой последней странице крайнего рассказа…

Вездесущий Дмитрий Быков уже успел написать: «Мне очень нравится “Ананасная вода…” – это точный диагноз всей литературной деятельности Пелевина последних лет». Как не согласиться, ведь и мне очень нравится социальная фантастика писателя, его сатира на философской подкладке, «жёсткая, весело-циничная» проза.

fantlab.ru

“Ананасная вода для прекрасной дамы”, Виктор Пелевин

Есть авторы, книги которых мне никогда не хочется. Не происходит в жизни ничего такого, чтобы захотелось почитать именно их. Тем не менее, с завидной регулярностью я их читаю. Пелевин—один из таких. Известность, чтоб не сказать культовость писателя, в сочетании с мощной пиар-поддержкой и отзывами лидеров мнений, тараном пробивают мое нежелание читать его. Так случилось и с последним романом «Ананасная вода для прекрасной дамы».Половина френдленты восторгалась им, вторая—ругала матерно. При первой возможности, я решила сложить свое мнение.

Когда на 100-й странице чтения меня спросили о впечатлениях от книги, я недовольно буркнула: «Грибы галлюциногенные, сушеные, в брикете». В нагромождениях психоделического абсурда Пелевин верен себе. Но читать интересно, глюки завораживают. Ближе к середине книги, я отметила ее актуальность (оо, там есть о сайте Wikileaks!), и насчитала пару забавных мыслей, чтобы поделиться ими с коллегами на курилке. Например, чудные упражнения по вымышленному предмету криптодискурсу:

«Домашнее задание.1) Переведите с геополитического на сущностный следующий диалог американского (А) и российского (Р) дипломатов:

А.: – Россия не демократия и никогда не была ею – а российская государственность с тринадцатого по двадцать первый век представляет собой постоянно мимикрирущее и пытающееся вооружиться новейшими технологиями татаро монгольское иго.Р.: – Извините, но это довольно примитивная концепция. Советский Союз в годы Второй мировой войны вынес на себе главную тяжесть борьбы с нацизмом, а потом создавал ядерный щит, что было невозможно без временного ограничения прав и свобод. А про хваленую американскую демократию всем известно, что она является просто фиговым листком, прикрывающим преступное бесстыдство мафий Уолл Стрита, такое же отвратительное, как отрицание Холокоста, и все об этом знают. А вам про это даже вслух говорить нельзя.…Задание: переведите на геополитический, убрав элементы hate speech. Зачитайте слицемерной улыбкой.»

К концу книги я уже подзабыла, с чего все начиналось, и заскучала. Но в сухом остатке впечатление—скорее да, чем нет. «Ананасная вода для прекрасной дамы» прочлась мной, как книга о поисках Бога. О поисках Бога там, где его нет. Герои ищут его в застенках глобальных нарко-проектов спецслужб, в афганских пустынях, в Кремле и резиденции президента США, в российской глубинке, в Интернете, на облюбованном туристами Гоа, в Тибете, и в автомагазине где-то в Москве.

«Зачем ты этим занимаешься?»Поняв, что с ним действительно говорят, Олег вздрогнул.«Затем, — подумал он в ответ, — что ищу истину».«Разве у тебя мало истин?»С человеком , конечно , Олег такого разговора вести бы не стал . Или, во всяком случае, говорил бы так, чтобы за словами ничего не было видно. Но врать собственной тени было трудно — хотя бы потому, что ее голос возникал в том же месте, где появлялись все его расчеты и намерения.«Ну… Конечно, дело не в истине, я плохо выразился. Мне просто хочется чудесного».

Герои ищут его совершенно безумными способами. Пытаются создать его, выдумать, отрицать, сделаться равными ему. Бог для каждого разный, в зависимости от вероисповедания, политических взглядов, и комбинации наркотиков.Каждому откроется по вере его, и по дозе его.Пелевин одинаково мастерски высмеивает как мирское, так и духовное. Вот, например, как выглядит в его трактове современная версия ада.

«Меня втолкнут в крохотную клетушку с компьютерным терминалом. На экране будут два графика – «USD/EUR» и «EUR/USD» – такие же, как на форексе. По бокам от монитора будут лежать две банкноты, подаренные мне правительствами США и Объединенной Европы – сто долларов и сто евро. Моиденьги. Я сяду за терминал («все садятся сами», сказал следователь), – а дальше начнется моя вечная мука.

Когда вверх пойдет доллар, я буду глядеть на «EUR/USD» и страшнокричать, видя, как падают в цене мои евро. А когда вверх пойдет евро, я будут глядеть на «USD/EUR» и страшно кричать, видя, как падают в цене мои доллары. Я буду глядеть то налево, то направо, и все время кричать.

Боги и механизмы, механизмы и боги—все это еще один, искаженный угол зрения на духовные поиски…Пелевин создал причудливый набор гротесков. Он не отрицает и не поддерживает религиозные догмы. Что вы, он просто над всеми ними стебётся. Ну и, конечно же, по ходу, изящно пополняет копилку с теориями мировых заговоров. Угощайтесь ими на здоровье, выбирайте сами, во что верить, если у вас не пропадет желание после всего прочитанного.

interesnyeknigi.ru

Ананасная вода для прекрасной дамы. Автор - Пелевин Виктор. Содержание - Виктор Пелевин Ананасная вода для прекрасной дамы

Виктор Пелевин

Ананасная вода для прекрасной дамы

Часть I

БОГИ И МЕХАНИЗМЫ

Автор не обязательно разделяет религиозные, метафизические, политические, эстетические, национальные, фармакологические и прочие оценки и мнения, высказываемые персонажами книги, ее лирическими героями и фигурами рассказчиков.

Операция «Burning Вush» [1]

I’m the little jew who wrote the Bible.[2]

Leonard Cohen

Чтобы вы знали, меня зовут Семен Левитан.

Я родился и вырос в Одессе, на пятой станции Большого Фонтана. Мы жили совсем рядом с морем, в сталинской квартире конца тридцатых годов, доставшейся моей семье из-за минутной и не вполне искренней близости к режиму. Это было просторное и светлое жилище, но в его просторе и свете отчетливо присутствовал невыразимый советский ужас, пропитавший все постройки той поры.

Однако мое детство было счастливым. Вода в море была чистой (хотя тогда ее называли грязной), трамваи ходили без перерывов, и никто в городе не знал, что вместо английского языка детям надо учить украинский — поэтому отдали меня в английскую спецшколу. По странному совпадению, в ее вестибюле висела репродукция картины «Над вечным покоем» кисти одного из моих великих однофамильцев — Исаака Левитана.

Я не имею отношения к этому художнику. Зато, если верить родителям, я отдаленный родственник знаменитого советского радиодиктора Юрия Левитана, который в сороковые годы озвучивал по радио сводки информбюро. Очень может быть, что именно гены подарили мне сильный и красивый голос «таинственного серебристо-ночного тембра», как выразилась школьная учительница музыки, безуспешно учившая меня петь.

Документальных свидетельств родства я не видел — никаких архивов у нас не сохранилось. Но семейное предание заставило маму купить целый ящик записей Левитана на гибких пластинках, сделанных из старых рентгенограмм. Подозреваю, что эта же сень отраженного величия заразила папу-преферансиста поговоркой «я таки не играю, а счет веду».

Слушая размеренный, как бы неторопливо ликующий голос Левитана, я с детства изумлялся его силе и учился подражать ей. Я запоминал наизусть целые военные сводки и получал странное, почти демоническое удовольствие от того, что становился на несколько минут рупором сражающейся империи. Постепенно я овладел интонационными ухищрениями советского диктора, и иногда мне начинало казаться, что я настоящий ученик чародея — мой неокрепший голос вдруг взрывался раскатом громоподобных слов, словно бы подкрепленных всей танковой мощью центральной Азии.

Родителей весьма впечатлял мой имитационный талант. С другими людьми обстояло чуть сложнее.

Дело в том, что моим родным языком был не столько русский, сколько одесский. И мама, и отец говорили на уже практически вымершем русифицированном идише, который так бездарно изображают все рассказчики еврейских анекдотов. Я, можно сказать, и вырос внутри бородатого и не слишком смешного анекдота, где фраза «сколько стоит эта рыба» звучала как «скильки коштуе цей фиш».

Этот специфический одесский parlance впитался в мои голосовые связки настолько глубоко, что все позднейшие попытки преодолеть его оказались безуспешными (забегая вперед, скажу, что густая тень идиша легла не только на мой русский, но и на мой английский). Поэтому, хоть изображаемый мной Левитан звучал совершенно естественно для моих родителей, приезжих из Ма-а-асквы он смешил до колик. Мне же их тягучий как сгущенка северный выговор казался до невозможности деревенским.

Летом меня отправляли в странный пионерлагерь, расположенный совсем рядом с домом — он помещался в здании интерната для глухонемых, которых на лето, надо думать, вывозили на север. В палате пионерлагеря я развлекал более сильных и наглых ребят своим небольшим даром.

Надо сказать, что я был слабосильным мальчиком. Сперва родители надеялись, что мой рост и сила лишь временно зависли на какой-то небесной таможне, и я еще наверстаю свое. Но к шестому примерно классу стало окончательно ясно, что папа создал не Голиафа, а очередного Давида.

Мудрый Фрейд не зря говорил, что анатомия — это судьба. Мой имитационный талант оказался единственным противовесом жестокому приговору природы. Но все-таки противовес существовал, и гопники с гегемонами били меня не слишком часто — я умел их развлечь.

Сперва я просто читал заученные наизусть военные сводки, пестрящие дикими географизмами — в темной палате они звучали непобедимыми азиатскими заклинаниями. Но постепенно это наскучило моим слушателям, и я начал импровизировать. И вот здесь выяснились удивительные особенности моей магической речи.

Любая из страшных историй, которые дети рассказывают друг другу в темноте, приобретала в моем исполнении иное качество — и пугала даже тех, кто обычно смеялся над страшилками. Мало того, самые простые слова, обращенные к моим товарищам по палате в темный час после отбоя, вдруг наполнялись жутким многозначительным смыслом, стоило мне произнести их голосом Левитана.

Любой этнограф, знакомый с особенностями евразийского детства, знает, что в подростковой среде соблюдаются строгие социальные протоколы, нарушение которых чревато такими же последствиями, как неуважение к тюремным табу. Но моя волшебная сила ставила меня выше подобных правил. В минуты имперсонаций я мог, как тогда выражались, «бакланить» без всяких последствий, говоря что угодно кому угодно — и с этим смирялись, как бы почитая сошедшего на меня духа. Разумеется, я не ставил подобных экспериментов в своем обычном худосочном качестве, когда в палате становилось светло.

Была, впрочем, одна досадная проблема — о ней я уже упоминал. Некоторые ребята обладали иммунитетом к моей магии. Мало того, я их смешил. Обычно это были москвичи, занесенные к нам потоками арктического воздуха.

Причина была в моем одесском выговоре — он казался им смешным и несовместимым с грозным смыслом произносимых слов. В такие минуты я ощущал нечто похожее на трагедию поэта, которому легкая картавость мешает обольстить свет чарами вполне гениальных строк. Но москвичей среди моих слушателей было мало, и некоторые из них таки падали под ударами темных крыл моего демона, так что по этому вопросу я переживал не особо.

С одним из москвичей я даже подружился. Его звали Влад Шмыга. Это был толстый мрачный парень с очень внимательными глазами и вечно потным ежиком. Мне льстило, что он был одним из тех северян, кто не смеялся над моим выговором, а его, несомненно, впечатлял мой талант.

В нем было что-то военно-детдомовское — только его хотелось назвать не сыном полка, а сыном заградотряда. Его любимым эпитетом было слово «убогий», применявшееся ко всему, от погоды до кинематографа. Кроме того, у него было необычное хобби.

Он вел досье на каждого мальчика из нашей палаты — в общей тетради, которую хранил в мешке с грязным бельем под защитой нескольких особо пахучих носков. Мне он ее доверительно показал, когда мы курили сырые ростовские сигареты в кустах возле столовой. Про меня там было написано следующее:

Семен Левитан.

Обладает умением говорить голосом загробного мира, отчего ночью делается страшно. Может не только напугать до усрачки, но и утешить и вдохновить. Таким образом, имеет уникальную способность, близкую к гипнозу. Способен выражаться красиво и заумно, так что кажешься себе некультурным дураком, но, когда забывается, начинает говорить быстро и с сильным еврейским акцентом. Тогда гипноз пропадает.

Я, конечно, и сам про себя все это знал — только формулировал чуть иначе. Однако я был знаком с собой вот уже двенадцать лет, а Владик выделил из меня эту смысловую суть всего за несколько дней. Мало того, за этот короткий срок он успел проделать то же самое и с остальными соседями по палате, и это, конечно, впечатляло. Наверное, именно тогда я впервые понял, что кроме меня в мире есть много других специфически одаренных людей, и гордиться своим даром следует очень осторожно.

www.booklot.ru