Вода и кровь: Blood & Water | Netflix

Содержание

Вода и кровь

Каталог/
Детская литература/
Детская художественная литература/Вода и кровь

Отзывов пока что нет

312
265.2 Р
447
379.95 Р
502
426.7 Р
432
367. 2 Р
424
360.4 Р
586
498.1 Р
491
417.35 Р
172
146. 2 Р
914
776.9 Р
490
416.5 Р
496
421.6 Р
309
262. 65 Р
1260
1071 Р
424
360.4 Р
240
204 Р

Читать онлайн «Кровь и вода.

Допотопное фэнтези», Анна Федорова – ЛитРес, страница 5

– Этот мир принадлежит нам! – закричал мужчина с грубым лицом солдата. – Эй, проснитесь! Выходите на улицу! Пляшите, зажигайте костры!

Улица отозвалась эхом его крика, но в домах молчали.

– Чего притихли? – еще громче закричал мужчина.

Дверь одного из домов – тяжелая, обитая железом дверь – слегка приоткрылась.

– Брат, – раздался голос из-за двери, – не кричи так, а? Поздно уже.

Мужчина затряс головой, как пьяный, и расхохотался. Отсмеявшись, он бросился к полуоткрытой двери и рванул ее на себя. Но в доме, похоже, были к этому готовы – его встретил уверенный удар в лицо, отбросивший кричавшего на середину улицы, в лужу. Дверь тут же закрылась, и послышался железный звук задвигаемого засова.

К лежащему в луже мужчине, тихо ступая, подошли двое. Лиц их не было видно.

– Поглядишь, есть что взять? А я посторожу. – раздался совсем молодой голос.

Один торопливо обшаривал одежду лежавшего, второй оглядывался, стоя рядом и нервно сжимая что-то в руках. Кинжал? В темноте не разглядишь.

– Бежим! Идет кто-то!

Фигуры быстро исчезли в темноте между домами.

«Кто-то» оказался матерью Анны в сопровождении двух воинов Гвардии. Невысокая, седая, она поминутно смотрела то на одного, то на другого своего спутника, и всё старалась идти быстрее, чтобы не задерживать их.

Это Шемхазай настоял, что она не пойдет домой одна поздно ночью. Он и Анна предлагали ей остаться до утра, но мать Анны хотела заснуть в своем доме, в своей постели; к тому же, дом Шемхазая смущал ее своей роскошью.

Увидев лежащее в луже тело, она испуганно вскрикнула. Тот, кто шел справа, наклонился и сказал:

– Жив. Только оглушен. Я же говорил, что сейчас опасно ходить в одиночестве.

– Раньше такого не было, – вздохнула мать Анны.

– Раньше люди не были такими, – согласился второй. – Тьма разрушает этот мир.

Мать Анны не понимала, что они имеют в виду, когда говорят «Тьма». Всё складывалось из действий простых людей: таких же, как она. Кто-то решил, что заработать грабежом проще, чем торговлей. Кто-то оскорбился отказом отца девушки, к которому он пришел просить ее руки, и убил его. Кто-то решил не делить наследство поровну. Кто-то разбавил вино водой. Люди все меньше доверяли друг другу, но виновата ли в этом «Тьма»? Впрочем, в Гвардии говорили так, будто знают точно.

Поблагодарив солдат Гвардии за охрану, мать Анны вошла в свой дом и с трудом закрыла дверь изнутри на непривычно-тяжелый засов. Это Анна потребовала поставить его. Похоже, она боялась оставлять мать одну. Но переезжать в дом Шемхазая мать Анны отказалась решительно: если ее дочь настолько безрассудна, чтобы жить под одной крышей с ангелом, то она не такова.

Она прошла в большую комнату, чтобы зажечь свечи, и почувствовала спиной чей-то взгляд. В ужасе обернувшись, женщина увидела, как навстречу ей встает незнакомый человек с бледным, благородным лицом.

– Прощу прощения за неурочный визит, – вежливо сказал человек, – позвольте мне объясниться.

Это не грабитель, подумала мать Анны, но что тогда ему нужно? Да, для грабителя он был слишком хорошо одет.

– Ваша дочь в опасности, – грустно сказал гость.

– Кто Вы и откуда Вы это знаете?

– Быть может, Вы вспомните меня, – медленно продолжил незнакомец, садясь обратно на стул. – Меня зовут Энон.

– Энон? – переспросила мать Анны.

Она уже пожалела, что не разрешила своим спутникам зайти в дом и убедиться, все ли в порядке, но Энон, кажется, ничем не угрожал ей. В его лице и движениях виднелась искренняя печаль.

– Не бойся меня, – устало сказал он. – Сейчас все друг друга боятся, но я не причиню тебе вреда, клянусь.

– Хорошо, хорошо, – согласилась мать Анны. Ей было неловко.

– Я живу тут недалеко, через две улицы, – продолжал Энон. – Но это неважно. Я знаю, что Анну выбрал Шемхазай.

– Все это знают, – мать Анны недовольно поджала губы.

Когда Анна ушла, эта история превратилась в новую легенду: сначала Азраэль и Селед, потом Оберон и Тета, и наконец – Шемхазай и Анна. Три не похожих друг на друга истории, но их объединяло одно: каждой из этих женщин все завидовали. В разрушающемся мире все надеялись на силу – свою или чужую, неважно, а ангелы были воплощением силы. Именно поэтому всех так потрясла смерть Селед – казалось, что возлюбленная ангела должна быть неуязвима.

Уважение к силе Шемхазая распространилось и на мать Анны: та быстро заметила, как осторожно с ней стали разговаривать знакомые. Боясь обидеть. А точнее, боясь возмездия. Шемхазай воплощал собой неотвратимое возмездие – каждый, кто вызвал его гнев, мог считать себя мертвецом. Добрая, тихая мать Анны, не выносившая страха, боли, вида крови, боялась его едва ли не больше, чем отступники.

– Анна в опасности, – повторил гость. – Рядом с этим ангелом, в окружении банды этих стриженых бессмертных убийц – она в опасности. Она думает, что Шемхазай выбрал ее навсегда, но это не так. Он играет с людьми – с женщинами – пока ему не надоест, а потом они бесследно исчезают. Не верите? Спросите Сафа, он живет в доме у большого моста – неподалеку от порта, он так потерял дочь. Гвардия – не защитники. Они убийцы, пользующиеся своей силой, чтобы наводить на людей ужас, держать в своей власти.

– Он же все равно не отпустит ее.

– Потому что он подчинил себе ее волю. Но есть средство против этого. Шемхазай слишком горд – он отпустит ее, если она захочет уйти, я знаю. Если Анна очнется и скажет, что хочет уйти, он отпустит ее.

– Зачем ты это делаешь, Энон? – наконец спросила мать Анны. – Зачем ты говоришь мне об этом?

Гость рассмеялся.

– Проклятый мир! Теперь нужны причины, чтобы спасти человека. Твоя дочь прекрасна и чиста, она не заслуживает такой судьбы. Этого недостаточно?! Я могу открыть тебе глаза, могу помочь, я прихожу сюда ночью, уворачиваясь от ночных убийц и грабителей, чтобы рассказать тебе это – и ты спрашиваешь, зачем я это делаю… Я мог бы сказать тебе, что я люблю Анну, потребовать чего-то взамен – но я не буду. – Его голос упал до шепота. – Я просто хочу помочь. Я хочу жить так, как указал нам Творец.

– Прости меня. – Мать Анны совсем смутилась. – Я не хотела оскорбить тебя.

– Просто ты мне не веришь. Хорошо. Я оставлю тебе это средство. Если захочешь спасти Анну, отдай его ей. Главное – не открывай сама, тут только на один вдох.

– Но что это? Какое средство может быть сильнее, чем…?

– Чем воля ангела, ты хочешь сказать? Да, есть вещи сильнее. Доброе сердце человека, например – ты же помнишь, что Творец создал этот мир для людей, а не для ангелов? В отличие от Шемхазая, мы служим добру.

Ханох – а это был он – поклонился и вышел, оставив на столе маленькую коробочку. Не притрагиваясь к ней, мать Анны задула свечи и ушла в свою маленькую спальню.

Утром в городе все говорили о том, что правитель приказал выслать из Ирема всех чужеземцев, «сеющих раздоры между жителями», как говорилось в указе. Очевидная бессмысленность этой меры вызвала у людей оторопь и тревогу; лишь немногие соглашались.

Уже через несколько дней корабли стали покидать порт, а от городских ворот по всем дорогам потянулись караваны торговцев. Стражники ходили по улицам, выискивая тех, кто прячется, не желая покидать город; указ давал им право на обыск любого дома в любое время дня и ночи. Это распространялось и на дома знати; оскорбленные этим богачи вели между собой многозначительные беседы, осторожно прощупывая намерения друг друга. Назревал мятеж.

Единственными, кто явно радовался происходящему, были Дети Истинной Веры. По улицам ходили проповедники, призывая выбросить из домов все картины, и угрожая карой Господней всем, кто упорствует.

Они утверждали, что люди согрешили, попытавшись присвоить себе право создавать изображения – священное право Творца. Мало кто понимал, о чем они говорят – художников всегда немного, но картин в домах и вправду стало поменьше. Бывая в гостях, мать Анны часто замечала на стенах дырки от гвоздей – на тех местах, где раньше висели картины.

– Держите ее! – раздался крик на всю улицу.

Тета недоуменно обернулась. Она сидела в тени дома и рисовала, как она любила, уличную сценку: дети играют под деревом. Ничего особенного, просто ежедневное упражнение.

По улице никто не бежал, и было непонятно, к кому относится крик.

Удар – и перо вылетает из ее пальцев, а рука немеет от боли.

– Что…? – вскрикнула Тета, вставая, но следующий удар сбил ее с ног.

– Творит свою черную волшбу прямо здесь, – с ненавистью проговорил проповедник, подходя ближе. Тета лежала на земле, всхлипывая, рядом с ней стояли двое: мужчина и женщина, оба с белыми полосами ткани вокруг шеи – знак Детей Истинной Веры.

Оберон, предусмотрительно связавший себя с Тетой заклинанием присутствия, почувствовал, как левую руку кольнула боль. Для ангелов нет расстояния, и он оказался на месте действия через мгновение – и увидел Тету, всю в крови, и три человеческих фигуры рядом с ней.

«Возможно, не следовало сразу их убивать», – потом скажет Азраэль, но в тот момент Оберону было не до соблюдения тонких балансов. Два, нет, три слова, произнесенные перекошенным от ненависти ртом, и Дети Истинной Веры, мертвые, падают на землю.

Оберон взял на руки Тету, потерявшую сознание, подобрал с земли ее рисунки и вернулся в Школу.

Люди, видевшие это, до конца жизни не могли забыть невозможную картину: Оберон плакал. Конечно, это были лишь слезы человеческого тела, но его душа плакала вместе с ним.

Если бы существовало пророчество, указывающее на смерть этого мира, оно бы упоминало слезы ангела, потому что это некий предел.

***

Анна быстро привыкла к тому, что где бы она ни оказалась, ее сопровождает Гвардия. Они были молчаливыми, говорили, только если она обращалась к ним, и не смотрели на нее лишний раз. Сначала она принимала это за враждебность, потом Шемхазай объяснил, что они слишком сосредоточены на собственных мыслях.

– Я помог им стать неуязвимыми для Тьмы. Это великое благо, но из этого следует великая ответственность. Их задача – искать и преследовать Тьму везде, всегда, не зная отдыха. Поэтому не удивляйся, что они не смотрят на тебя. В тебе – они знают это – нет ни капли зла.

– Они бессмертны? – робко спросила Анна.

– Бессмертие относительно. На самом деле бессмертен только Творец, а для каждого существа на земле где-то прячется своя смерть. Да, их можно убить, но нужны страшные, сильные средства – не такие, как для людей. Гвардия Ангелов неуязвима для человеческого оружия, конечно. Но темная магия и их яды… увы, есть яды, смертельные для Гвардии. Есть заклятия, способные обезоружить их и сбить с толку. Наш враг не теряет времени.

– Но кто он? Или это они?

– Мы не знаем, сколько их. Но мы знаем точно, что с самого начала, с той минуты, как на земле появился первый человек, Тьма стремится подчинить себе мир.

– Так было всегда?

– Насколько я знаю. По крайней мере, я не знаю ничего другого.

Вечность в борьбе с Тьмой, подумала Анна. Ее ангел не знал ничего другого, кроме этой вечной, изматывающей борьбы.

Шемхазай рассмеялся.

– Ты жалеешь меня, сердце мое. Не стоит – я счастлив идти этим путем.

– А что случится, если они победят?

– Мир погибнет. Ты имеешь право знать это. Может быть, это произойдет на наших глазах. Но как бы ни повернулся сюжет, мы будем защищать людей от Тьмы.

С каждым днем сила Гвардии все увеличивалась, а люди боялись их все больше и больше. На последней войне Шемхазай потерял немало воинов, и сейчас Гвардия принимала новичков десятками. Шемхазай учил их магии – занятия длились часами и часами, пока воины не начинали шататься от усталости. Анне казалось, что в них почти не осталось человеческого: она не могла припомнить их улыбающимися или занятыми каким-то личным делом. У многих были дома в городе, но они не возвращались туда месяцами.

Как-то раз Анна стала случайным свидетелем сцены, больно поразившей ее: жена одного из солдат Шемхазая пришла поговорить с мужем. Это была молодая рыжая женщина с открытым, улыбающимся лицом. Ее муж, напротив, выглядел замкнутым и невеселым.

– Ты знаешь, – начала женщина, – а наши дети почти забыли, как ты выглядишь. Я не смею просить тебя о многом, но… может, ты зайдешь хоть на день?

По лицу мужчины пробежала тень.

– Может быть, – невыразительно сказал он, – но зачем? Ты сама видишь, что происходит, и дальше будет только хуже. Им нужно привыкнуть жить без меня. Вы ни в чем не нуждаетесь?

– О нет, – улыбнулась женщина, – ни в чем. Мы купили новый дом, как ты и сказал сделать.

– Хорошо, – кивнул солдат.

– Но я так скучаю по тебе.

Женщина не плакала, не пыталась вызвать жалость, но Анна чувствовала, что она сдерживается изо всех сил.

– Прости меня, – после паузы ответил ее муж, – это невозможно. Ты понимаешь сама: у меня другой путь.

Он поцеловал ей руку, отстранился от ее объятий и вышел. Защитные амулеты на шее коротко звякнули друг об друга.

Тот человек, увы, оказался прав. Анна еще не успела запомнить его имя, когда он не вернулся с «ночной прогулки», как называл это Шемхазай. Анна так и не узнала, как его убили, но это была первая потеря Гвардии за десять лет.

За этой потерей последовали другие; Шемхазай выслушивал известия с бесстрастным, непроницаемым лицом. Анна плакала вместе с вдовами и матерями и чувствовала – вместе с их болью – их зависть: «Ангел не может погибнуть, – говорили их глаза. – Она никогда не испытает того же, что и мы».

Если бы одна из бывших подруг Анны оказалась бы на ее месте, Анна спросила бы ее: «Как это?». Как это – быть рядом с ангелом? Звучит так странно.

Да, это было… странно. Странно, иногда пугающе. Иногда прекрасно.

– Ты можешь уйти, если хочешь, – сказал Шемхазай как-то раз. Без всякой связи с какими бы то ни было событиями, просто так.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? – переспросила Анна. Она так и думала: это ненадолго, во мне нет ничего такого, чтобы создатель Гвардии Ангелов захотел бы провести со мной хотя бы год.

– Нет, – серьезно ответил Шемхазай. – Я хочу, чтобы ты оставалась. Но я хочу, чтобы ты знала: я не буду подчинять твою волю и не буду удерживать тебя силой. Свобода – один из лучших даров Создателя.

Было понятно, что он имеет в виду, но прозвучало это странно.

Потом, они, разумеется, не стали заключать брак. По законам города Анна по-прежнему оставалась незамужней женщиной, и мать неоднократно указывала ей на это.

Она много раз спрашивала себя: что я чувствую? Смутное желание, смешанное со страхом – впрочем, страх исчезал, стоило Шемхазаю подойти к ней на расстояние меньше шага. Как только он оказывался рядом, Анна чувствовала то же, что и в ту ночь, на ступенях дома Ребекки: волшебную легкость, полное доверие, радость. Золотое сияние не обжигало; Шемхазай умел быть нежным.

Его человеческое тело было красивым, но Анна всегда помнила, что это только оболочка, и Шемхазай в любой момент может сменить ее. Так что было бы глупо сказать: «Я люблю его глаза или улыбку». Нет. Тогда что? Голос? Слова, которые он говорит? Нет, нет. Что я люблю? – спрашивала себя Анна и не знала, как ответить себе.

Гвардия по-прежнему пугала ее – своей полной отрешенностью, даже отделенностью от всех остальных людей. Они воспитывали в себе безжалостность, понимая, что Тьма может принять любую форму, что Тьма умеет искушать. Боевая магия, которой их учил Шемхазай, работала быстро и безошибочно, но для этого требовалась концентрация и подавление чувств. Не только ярости или гнева. Сожаления, сомнения, любви.

Странно, как Шемхазай сохранил способность испытывать чувства, причем похожие на человеческие.

– Я не думал, что захочу этого со смертной женщиной, – сказал он Анне в первый же вечер. – Но так случилось. Когда я увидел тебя. Азраэль рассказывал мне о возможности любви, направленной на одного человека, но я продолжал считать, что это удел людей. Я ошибся.

Анна слушала его, боясь вздохнуть и пытаясь понять. Ей на мгновение показалось, что так будет все время: он будет пытаться объяснить ей что-то, она – пытаться понять. Каждый шаг будет трудным. Зачем ему это?

Но Шемхазай смотрел на нее с нежностью, и было непохоже, что он тоже предвидит тяжелую работу – попытки понять друг друга. Скорее, наоборот. В его глазах светилось какое-то обещание – чистое, вдохновляющее.

Он вспомнил, как Азраэль говорил: «Есть вещи, которые можно пережить лишь в человеческом теле. Боль, например. Но не только».

Большинство городских проповедников сходились на том, что телесные наслаждения греховны, что не мешало процветанию соответствующих заведений, а напротив, способствовало этому. Мужчины в то время искали удовольствий так яростно, как будто каждый день был последним. Городские законы не препятствовали этому прямо, и неудивительно: налоги с домов наслаждений шли в казну, и все были довольны. Разве что некоторые вздыхали о мифических старых временах, когда мужья и жены хранили друг другу верность. Но эти рассказы были такими же странными, как рассказы о том, что когда-то ночные улицы были безопасными.

Стражников на улицах становилось все больше и больше, а цена их молчания – все меньше и меньше; они поразительно легко вступали в сговор с кем угодно. Правитель создал особые отряды для проверки стражей на неподкупность, и их постигла та же судьба. Единственными, кого невозможно было подкупить, оставались… да, Гвардия. Но звать на помощь Гвардию мало кто рисковал.

***

– Оберон! – тихонько позвала Тета, входя в его мастерскую. – У нас гости.

– Кто? – недовольно спросил Оберон, оторвавшись от работы.

Картина изображала пейзаж – нет, целый мир, детали были настолько подробны, что каждую веточку, каждый бубенчик на цветном колпаке хотелось потрогать руками. Похоже, это был лесной праздник: птицы и звери в смешных нарядах танцевали вокруг огромного дерева, на ветвях которого сидели маленькие человечки – ростом с локоть, не больше. Человечки играли на каких-то диковинных инструментах – Тета никогда таких не видела. Сквозь ветки пробивался мягкий свет. Картина излучала беззаботность – как будто танцующие точно знали, что им ничто не угрожает. Именно это поразило Тету: контраст картины и атмосферы, сгустившейся в Иреме.

– Как это прекрасно, Оберон, – воскликнула она. – Ах, если бы мы могли жить в одной из твоих картин! Так, как эти маленькие человечки.

Она знала, что магия ее ангела оживляет картины – но не для зрителей, а для тех, кто нарисован Обероном. Там, внутри картины, волки и пеликаны действительно танцевали, и вокруг звучала музыка. Если всматриваться долго, это можно было понять.

Некоторые из мастеров Школы – те, кто учился у Оберона дольше всего – сумели овладеть их магией, и поэтому их картины были особенно притягательными. Такие художники никогда не допускали на свои холсты боль, страх и насилие – они знали, что для их творений это станет вечной реальностью.

Конечно, обычный зритель не видел этого; люди восхищенно вздыхали: «Они как живые», не зная, что это правда.

Оберон смотрел на Тету, улыбаясь:

– Да, радость моя. Жить в одной из таких картин – это было бы похоже на рай. Но мы должны оставаться здесь – что будет с миром, если из него уйдут все художники?

– Будет еще хуже, – грустно согласилась Тета. – Да, а к тебе пришел Азраэль, он хочет поговорить о статуях.

Ирем жил ожиданием карнавала уже больше месяца: на площадях возводили деревянные помосты, в лавках шли нарасхват ткани самых причудливых расцветок, музыканты то и дело принимались играть прямо на улицах, будто призывая оставить все дела и пуститься танцевать. Хоть люди и чувствовали, что жизнь стала куда тяжелее, чем раньше – постоянная удушающая жара, ссоры, вспыхивающие на пустом месте в каждой семье, неурожай – они все равно ждали карнавала.

Воду во всех фонтанах подкрасили в разные цвета – некоторые даже светились в темноте, и самые смелые ходили ночами смотреть на них. Это придумал Азраэль.

– В этом году будут три невиданных вещи, – сообщил он правителю. – Цветные фонтаны, шагающие статуи и живые картины.

Цветные фонтаны и живые картины взяли на себя Шуты, и если с первым все было просто (надо только знать секрет порошков), то со вторым пришлось изрядно потрудиться.

Смысл живых картин заключался в том, что люди, одетые в соответствующие костюмы, изображали известные исторические сюжеты или даже повседневные сценки. В живых картинах нашла воплощение любимая мысль Азраэля: «Игра и реальность связаны друг с другом сильнее, чем нам кажется». Живые картины как метафора, как способ осознать условность, сыгранность нашей жизни, осознать и начать играть по-новому – так понимали его Шуты.

На некоторых живых картинах карикатурно изображались Рыцари Цитадели – разумеется, кроме троих ангелов, никто не знал, что это Рыцари Цитадели. Люди понимали это как персонификацию Зла – в конце концов, оно же принимает какие-то формы.

Многие жители города – и бедные, и богатые – загорелись идеей живых картин и готовились к карнавалу под руководством Шутов. Планы были грандиозные: одни военные сцены требовали столько людей и столько подготовки, что это было сравнимо с подготовкой настоящей небольшой войны. А изображение сцен сотворения мира! Ручные звери, приученные не нападать друг на друга! А Адам и Ева в райском саду! Все женщины мечтали играть Еву, но выбрали, конечно, младшую жену правителя.

А сопровождать движущиеся платформы с живыми картинами должны были, по замыслу Азраэля, шагающие статуи.

Вначале Оберон был против, конечно. Он мог оживить статуи, воспользовавшись той же магией, что и с картинами. Для зрителя результат оказывался еще более впечатляющим: статуи хоть и не разговаривали, но могли двигаться, даже танцевать, и совершать простые действия. Для безопасности Оберон придумал трюк с кусочком пергамента – если вынуть его изо рта статуи, магия переставала действовать.

– Итак, – спросил Азраэль, – ты уже смирился с мыслью, что твои статуи примут участие в карнавале?

– Чтобы пьяные солдаты их разбили?

Азраэль вздохнул – этот разговор повторялся не в первый раз.

– Пойми же, – продолжил он, – людям нужны развлечения, нужны игры. Над этим городом, как и над всем миром, угрожающе висит Тьма – ты чувствуешь это?

– О да, – мрачно ответил Оберон. – Вот это я прекрасно чувствую. Знаешь, например, что случилось с Тетой неделю назад?

– Знаю. А те мужчины и женщины, которым не посчастливилось быть связанными с ангелом, не дождались помощи, и эти фанатики их убили. Это я тоже знаю.

– Ты меня упрекаешь? Я не могу защитить всех. А порядком на улицах, кажется, занимается Шемхазай – или я ошибаюсь?

Голос Оберона стал неприятно-резким.

– Я ни в чем тебя не упрекаю, – Азраэль устало провел рукой по лбу. – Мы все делаем что-то не так. Или Цитадель стала слишком сильной. Не знаю. Я до сих пор не понимаю, почему они взяли власть на юге и западе так легко – как будто их ждали там. И люди стали жестокими – как будто каждым управляют его самые темные чувства. Но не сдаваться же. Они верят нам.

– Я бы не был так уверен в этом. Много кто верит Гвардии?

– Оберон, перестань. Я пришел поговорить с тобой о другом. Карнавал – это радость. Это праздник. Я хочу, чтобы люди надолго запомнили чувство чуда и свободы. Ты же сам знаешь, как действует игра, как она меняет мир вокруг.

– Мы много раз говорили об этом. Ты хочешь, чтобы игра разворачивалась не на сцене, а в мире. В том мире, над которым нависла Тьма – как ты сам говоришь. Я же пытаюсь создавать особые пространства, где нет Тьмы.

– И тем самым бежишь от нее.

– А ты идешь к ней навстречу.

Они замолчали. Тета переводила глаза то на Азраэля, то на Оберона – споря, они забыли о ее присутствии. Пока они говорили, она рисовала. Улыбаясь, она протянула Азраэлю листок с законченным рисунком.

– Спасибо, Тета, – мягко сказал Азраэль. – Ты мне льстишь, – добавил он, глядя на рисунок.

Тета покраснела и заулыбалась.

– Ну хорошо, – с неохотой Оберон, – я согласен сделать несколько шагающих статуй для твоего карнавала, но немного. И вы будете с ними очень осторожны.

Ирем ждал карнавала. В последние дни все даже перестали притворяться, что по-прежнему заняты обычными делами. Даже во дворце правителя люди перестали смотреть друг на друга многозначительно и неприязненно: предчувствие праздника пересиливало раздоры.

Шемхазай собрал своих лучших учеников и потребовал усиления бдительности.

– Если бы я хотел нанести этому городу сокрушительный удар, я бы сделал это во время карнавала.

Анна с горечью посмотрела на него через зал. «Даже в такие дни он думает только об одном. Фактически, о войне».

Шемхазай поймал ее взгляд и улыбнулся:

– Впрочем, это не отменяет праздника.

Blood & Water (TV Series 2020– )

Awards
- 3 wins & 6 nominations

Episodes19

Browse episodes

TopTop-rated

3 seasons

321See all

3 years

202220212020Посмотреть все

Видео7

Трейлер 1:59

Смотреть Официальный трейлер 3 сезона

Трейлер 2:21

Смотреть Официальный трейлер 2 сезона

Трейлер 9 1:450012 Смотреть 1 сезон | Официальный трейлер

Трейлер 1:01

Смотреть Сезон 1 Трейлер

Трейлер 1:01

Смотреть Кровь и вода (французский трейлер 1 с субтитрами)

Трейлер 1:01

Смотреть Кровь и вода С субтитрами)

Трейлер 0:58

Смотреть Кровь и вода

Фото111

Лучшие актеры

Ама Камата

Пуленг Кхумало

90 90 600 Си

0005 Fikile Bhele

Gail Mabalane

Thandeka Khumalo

Thabang Molaba

Karabo Molapo ‘KB’…

Dillon Windvogel

Wade Daniels

Arno Greeff

Chris Ackerman

Гретели Финчем

Рис Ван Ренсбург…

Одва Гванья

Сия Хумало

Гетмор Ситхол

Джулиус Хумало

Natasha Thahane

Wendy Dlamini

Mekaila Mathys

Tahira Kahn

Patrick Mofokeng

Brian Bhele

Cindy Mahlangu

Zama Bolton

Sandi Schultz

Principal Daniels …

Ксолиле Тшабалала

Нвабиса Бхеле

Селло Мааке Ка-Нкубе

Матла Молапо

Zikhona Sodlaka

Джанет Nkosana

Ryle de Morny

Chad Morgan

All Cast & Crew
Производство, Box Office и больше AT IMDBPRO

1116. MARE

Вдали от дома

В моем квартале

Джинни и Джорджия

Control Z

Dare Me

Академия теплиц

Великая армия

Как испортить Рождество

Baby

Blood and Water

Сюжетная линия

Знаете ли вы

Пользовательские обзоры 99

Обзор

. Показанный обзор

Удивительно. вроде 2 сезон собрал все воедино. Актерская игра не очень хороша, хотя во втором сезоне я заметил некоторые большие улучшения. Это не что-то революционное, но хорошие часы для разгула.

полезно•5

BLEBBE
ОКТ 2, 2021

IMDB BEST of 2022

IMDB BEST OF 2022

Откройте для себя звезды, которые выскочили на IMDB STARMETER. включая лучшие трейлеры, плакаты и фотографии.

Подробнее

Дата выпуска
- 20 мая 2020 г. (США)
- Южная Африка

Вода и кровь: Blood & Water | Netflix – offizielle Webseite