Подай воды паша: Решите ребус подай-воды=паша (для тех кто не знает буквы это цифры одинаковые буквы одинаковые цифры)

Содержание

Читать онлайн «Многосказочный паша», Фредерик Марриет – ЛитРес, страница 16

В сомнении сел я. Я сомневался в честном приобретении этих денег старухой; был в нерешительности, вручить ли мне их главе дервишей, или удержать у себя, и не будет ли от того худых последствий для меня? Также сомневался я…

– Я нисколько не сомневаюсь в том, что ты удержал их у себя, – прервал Мустафа. – Не так ли?

– Конечно.

Мои сомнения скоро рассеялись. Я рассудил, что семьсот цехинов этой старухи, в соединении с четырьмястами оставшимися у меня, умножатся со временем, и что мне надоела уже жизнь ревущего. Я закричал в последний раз, чтобы глава наш знал, то я тут, и без дальнейших размышлений удалился.

Я отправился на базар; в одной лавке купил себе платье, в другой шаль, в третьей тюрбан; снял одежду дервиша, поспешил в баню и, пробыв некоторое время под бритвой цирюльника, вышел оттуда совершенно другим. Никто не мог узнать в молодом турке отвратительного дервиша Я прибыл в Константинополь, где зажил славно.

Я увидел, что в свете нужно обладать не одним ятаганом, но и мужеством, и по временам пускать его в ход в ссорах, в которые впутывало меня неумеренное употребление воды гяуров, по всегда оказывалось, что, несмотря на то, что у меня львиный голос, сердце мое было подобно воде, и перст презрения слишком часто укатывал на бороду хвастуна.

Однажды вечером, поссорясь в кофейном доме, я обнажил ятаган, по, не имея достаточно мужества противостоять моему противнику, уже хотел ретироваться, как проклятый успел нанести мне удар своим оружием, которое, рассекши пополам тюрбан, глубоко проникло в мою голову. Увлекаемый страхом и болью, пробежал я много улиц; вдруг наткнулся я на что-то, опрокинутое мной, и растянулся во весь рост.

Я вскочил и увидел, что то был человек. Он был еще жив, и я в несказанном испуге принял его за самого шайтана. Но если это и не был сам черт, то, конечно, сын его, потому что то был неверный гяур, собака. Одним словом, то был франк-лекарь, приобретший огромную славу своим леченьем от всех болезней, в чем, как говорили, пособлял ему сам дьявол.

– Ланетби шайтан! Проклятие дьяволу! – сказал Мустафа, отняв ото рта чубук и плюнув.

– Аллах таиб! Совершенная правда! – сказал паша.

– Я был так уверен что эта тварь не здешнего мира, что хотел нанести ему удар ятаганом, думая, что при прикосновении правоверного он обратится в прах и исчезнет. Но случилось противное. Он тотчас поднялся на ноги, отпарировал удар палкой с золотым набалдашником и отвесил мне такой удар по голове, что я без чувств упал на землю.

Когда я пришел в себя, то увидел, что лежу на рогоже в одном из домов, находящихся близ того места. Мой противник стоял передо мной и накладывал на рану пластырь.

– Это ничего, – сказал он, перевязывая мне голову. Но я чувствовал такую боль и был так слаб от потери крови, что, несмотря на ею слова, очень в том сомневался.

Описывать ли мне этого сына сатаны? И не будете ли вы сомневаться в подлинности слов моих? Бехезм, головой отвечаю, что не лгу. Его нельзя назвать мужем, потому что у него нет бороды. На голове его вместо тюрбана была какая-то сетка, к которой были прикреплены волосы люден, уже лежащих в могилах, и на которую каждое утро он сыпал муку, чтобы питать тем свой мозг. Около шеи был у него кусок полотна, затянутый наподобие шнурка для того, чтобы правоверный при встрече с ним не мог отрубить ему голову. Одежда его была адского черною цвета и плотно лежала на теле, однако в своей земле он должен быть каким-нибудь важным лицом, чем-нибудь вроде двухбунчужного паши, потому что два хвоста висели у него сзади. Один вид его вселял страх. Он не боится ничего, входит в зачумленный дом, дотрагивается до зараженных, подойдет к постели, и больной встает и начинает ходить Он противостоит судьбе, и никто не знает, что с ним станется, пока лекарь не откроет ему того. В руке у него ключ ко вратам на поля смерти. Ну, что еще остается сказать о нем? Он скажет: «Живи!» – и правоверный живет; скажет: «Умри!» – и гурии уносят тою в рай.

– Да это поклонник дьявола! – воскликнул Мустафа.

– Плюю на него и могилы отцов его! – присовокупил паша.

– Четырнадцать дней пробыл я в руках его, пока не получил столько сил, чтобы быть в состоянии выходить. Хаким в совершенстве знал наш язык и однажды сказал мне:

– Ты более способен лечить раны, нежели наносить их. Ты поступишь ко мне в услужение; прежний помощник мой ушел от меня.

Я согласился, надел смиренную одежду и несколько месяцев прожил у фрэнковского врача. Мы много путешествовали, потому что он нигде не оставался долгое время. Вместо того, чтобы бегать от чумы, он везде следовал за ней, и я страшился, чтобы при лечении других не умереть самому, а потому решился при первом удобном случае оставить его. Я уже успел научиться от франка-лекаря многим чудным вещам: я узнал, что кровь необходима для жизни, что человек без дыхания должен умереть, что лихорадку должно лечить белым порошком, а понос – черными каплями.

Наконец мы прибыли в этот городок, и когда, дня два тому назад, толок я в ступке терпения лекарство наблюдения, приказал мне мой учитель взять инструменты и следовать за ним.

Я шагал по улицам за ученым Хакимом, пока наконец мы приблизились к полуразвалившемуся домику в самой глухой части города, которым так мудро правит Ваше Благополучие. Нас встретила старуха с просьбами и плачем и повела к кровати, на которой лежало создание, прекраснее самих гурий.

Старуха предложила лекарю через занавес пощупать у больной пульс; но он засмеялся ей в бороду – хотя у ней не было вовсе бороды – отдернул занавес и схватил ручку, которая была так мила и так нежна, что из нее сам пророк не погнушался бы принять небесного пилава, который приготовляется там для правоверных. Лицо больной было закрыто, и франк велел снять покрывало Старуха сначала тому противилась, но когда он повернулся к больной спиной и хотел оставить ее, то любовь старухи к дочери преодолела все религиозные условности, и она согласилась допустить неверного снять с больной покрывало.

Красота неземная поразила глаза мои, я был совершенно очарован и мечтал просить больную себе в жены, но франк желал только взглянуть на язык ее. После чего он отвернулся от нее с таким же хладнокровием, как бы перед ним лежала околевающая собака.

Он велел мне перевязать ее руку и наполнил чашку золотой кровью красавицы. После чего дал старухе белый порошок и сказал, что придет еще. Я протянул руку за золотым, но должен был опустить ее пустой!

– Мы бедны! – сказала старуха Хакиму. – Но Бог велик!

– Мне не нужно ваших денег, добрая женщина! – сказал он. – Я вылечу вашу дочь.

Тут подошел он к кровати больной, утешал, ободрял ее и уверял, что все будет хорошо.

Девушка отвечала голосом столь же восхитительным, как голос соловья, что она может доказать ему свою признательность одной благодарностью и мольбами ко Всевышнему.

– Да, – сказала старуха. – Злой дервиш из секты ревущих в Скутари похитил все, чем могли мы поддерживать свое существование. То было приданое моей дочери, семьсот цехинов в кошельке из козьей шкуры.

Тут ее пожелания полились рекой, и чего не желала она! Чтоб собаки облаяли ее гадкую харю! Она кляла отца моего, мать мою и их могилы. Призывала бесчестье на моих сестер и язву на весь мой род. Меня величала самим сатаной и другими, не менее лестными именами. Ужасно было слушать ее проклятия.

Я надвинул тюрбан на глаза, чтобы она как-нибудь не узнала меня, и поднял одежду, чтобы закрыть лицо и защитить себя от проклятий, сыпавшихся на мою голову.

Подняв одежду, я случайно открыл мешок, висевший на моем кушаке. В этом мешке были деньги не только старухи, но и мои собственные.

– Машаллах! Как дивен Бог! – завизжала старая ведьма, львицей бросилась на меня и вцепилась когтями в лицо.

Что мне сказать еще? Соседи сбежались; меня, франкского доктора и старуху потащили к кади. Мешок с деньгами был у меня отобран. Хаким уволил меня; испотчевав сотней ударов по пяткам, отпустил меня и кади. Таково было предопределение, и история моя окончена.

– Может раб Вашего Благополучия удалиться? – спросил Гудузи.

– Нет! – воскликнул паша. – Клянусь моей бородой, мы должны, Мустафа, узнать об этом обстоятельнее. Гудузи! Скажи, какое решение принял кади? Уши наши открыты для слов твоих.

– Кади решил дело так. Я украл деньги и потому должен был нести заслуженное наказание. Но так как мешок при возврате его старухе должен был вмещать в себе семьсот цехинов, а в нем найдено более тысячи, следовательно, деньги не могли принадлежать ей. И потому он задержал их до отыскания настоящего хозяина. На доктора наложен был штраф в пятьдесят цехинов за то, что он видел в лицо турчанку, и в пятьдесят цехинов за то, что он пожал плечами. Девушка была взята в гарем кади как сообщница в этом преступлении, а старухе советовали отправиться домой. Все присутствовавшие объявили, что приговор дала сама мудрость; что касается меня, то я очень сомневаюсь в этом.

– Мустафа, – сказал паша, – прикажи представить пред глаза наши кади, франкского доктора, девушку и мешок с деньгами. Мы должны разобрать это дело.

Отданы были нужные приказания, и не прошло часа, в продолжение которого паша и Мустафа молча курили трубки, как кади с другими явился в диванной зале.

– Да не уменьшится тень Вашего Высокомочия! – сказал кади.

– Мобарек, будь счастлив! – сказал паша. – Что нам делать, кади? Мешок с деньгами и девушка не были представлены нам при суде. Есть разве у тебя тайны, подобные тем, которые были сокрыты в колодце кошана? Говори, что за грязь ел ты?

– Что сказать мне? – отвечал кади. – Я просто грязь; здесь деньги, здесь и девушка. Неужели паша должен быть утруждаем криком каждой женщины, или каждую пару золотых должно представлять ему? Мин Аллах! Избави Бог! Разве я не принес денег, даже целых семь мешков? Могла ли девушка, близкая к смерти, тощая, как собака на базаре, предстать пред светлые очи Вашего Благополучия? Разве теперь она не здесь? Не правы слова мои?

– Умно сказано!.. Кади Муракас, можешь идти. На франкского врача был наложен новый штраф в сто цехинов. Пятьдесят за то, что щупал пульс у девушки, и пятьдесят за то, что глядел у нее язык. Молодая девушка принуждена была отправиться в гарем паши, старуху отпустили с позволением ругаться сколько душе ее угодно, а Гудузи с одобрением сомневайся во всем, исключая правосудие паши.

– Машаллах! Хвала Аллаху! Наконец мы избавились от этой собаки с его сомнениями, – сказал паша. – Куря трубку надежды и достигнув наконец залы мудрости, я решил, что этот человек, сомневающийся во всем, не может быть правоверным. Сожалею, что не отправил его к муллам: его бы посадил на кол, что доставило бы нам, при недостатке в нынешний день подобных приключений, приятное препровождение времени.

– Велик Бог! – отвечал Мустафа. – Это рассеяло бы много сомнений. Но у меня есть в запасе еще один неверный, который рассказывает чудные вещи. Его поймали, как дикого зверя. Это франк, и путешествовал не менее сына шайтана, Гуккабака. Собаку нашли на улице; он лежал, опившись воспрещенного напитка. Кади хотел было отколотить его палками, но он остервенился, подобно льву, и всех приступавших к нему кидал, как щепки, пока наконец не упал на землю и никак не мог подняться на ноги. Кади принужден был представить его сюда. Он говорит только на языке франков, но солнцу, освещающему меня, известно, что я был в земле франков, и – иншаллах – по милости Аллаха могу передать его слова Вашему Благополучию.

– Но что это за человек, Мустафа?

– Это бай-бай, пивная бочка, дюжий детина. Он находился на военных судах франков. В одной руке у него фляжка с запрещенным напитком, другой он грозится рабам, погоняющим его толстой дубиной. Рот его набит драгоценными кореньями, которыми наполняем мы трубки, а волосы висят по плечам и спине.

– Хорошо, пускай введут его сюда, но поставь вблизи стражу. Подай мне трубку. Нет Бога кроме Аллаха! – продолжал паша, подставив кружку, чтобы наполнили ее. – А фляжка уже к концу? Поставь стражу и вели ввести неверного.

Через несколько минут стража ввела в диванную залу дюжего английского матроса. Он был одет в обыкновенное матросское платье, и волосы его висели по спине и плечам. Обращение стражи было ему очень не по нутру, и при каждом толчке он зверски озирался.

Матрос был трезв, но по глазам видно было, что он только что проспался. Мужественное лицо его от огромной жвачки табака за правой щекой представлялось в самом неестественном виде.

Когда он был уже довольно близко от паши, стража выпустила его из рук. Он встряхнулся, поддернул шаровары и сказал, кидая на них яростные взгляды: «Наконец-то вы, бестии, оставили меня в покое!» Мустафа заговорил с ним по-английски и сказал, что он находится перед лицом Его Высокостепенности, самого паши.

– Что?.. Этот старый хрен, окутанный шалью, паша?.. Черт возьми, да я за него не дам и пустого ореха! – И матрос начал с любопытством осматривать залу и, казалось, вовсе забыл, что он так близко от человека, которому стоило сделать знак, и голова слетела бы с плеч.

– Мустафа, что говорит франк? – спросил паша.

– Он вне себя от изумления при виде такого блеска, окружающего вашу высокую особу.

– Клянусь Аллахом, умно сказано!

– Думаю, что мне можно бросить якорь, – сказал матрос и сел на ковер. – Вот так, – продолжал он, поджав под себя ноги. – Здесь люди сгибают канат накрест, отчего же и мне не быть таким же глупцом, как вы? Не худо бы и мне пускать такие же облака дыма, какие пускаешь ты, старый козел.

– Что говорит гяур? Что он за собачий сын, что осмелился сесть в моем присутствии? – воскликнул паша.

– Он говорит, – сказал Мустафа, – что в их земле никто не смеет стоять перед франкским королем; глубокое уважение клонит его к земле, ноги отказываются служить, и он склоняется в прах перед особой Вашего Высокомочия. Все, что говорит он, совершенная правда: я путешествовал по их земле и видел, что этот обычай точно существует у столь необразованной нации. Машаллах! Он весь – страх и благоговение.

– Клянусь бородой пророка, его вид вовсе того не показывает! – воскликнул паша. – Но, может быть, это тоже входит в число их обычаев?

– Бехезм! Отвечаю глазами, что это совершенно так! – сказал Мустафа. – Франк, – продолжал он, – паша велел привести тебя сюда для того, чтобы услышать от тебя описание всех чудес, виденных тобой. Лги – и тебя наградят золотом.

– Лгать! Хорошо, я мастер на это, но у меня горит во рту от жажды, и если я не промочу горла, то, клянусь самим сатаной, вы не услышите от меня ни полслова. Можете сказать это и старой козлиной бороде.

– Что говорит сын шайтана? – спросил нетерпеливо паша.

– Неверный говорит, что присутствие Вашего Благополучия так ошибло его, что язык прилип к гортани. Он просит воды, чтобы оправиться и иметь возможность говорить.

– Дать ему воды, – сказал паша.

Но Мустафа знал, что матрос не удовольствуется чистой водой, и потому продолжал:

– Раб ваш должен уведомить Ваше Благополучие, что в земле франков не пьют ничего, кроме водки, которую правоверные вкушают лишь по временам.

– Аллах акбар! Ничего, кроме водки! Что же делают они с простой водой?

– У них ее нет, разве только та, которая падает с неба. Реки там все имеют ту же крепость, как водка.

– Машаллах! Чуден Бог! Желательно бы было иметь нам такую реку. Принести водки! Мне любопытно скорее услышать его историю.

Принесли фляжку водки и подали ее матросу. Он приложил флягу ко рту, и количество, которое он выпил, прежде чем отнял ее, чтобы перевести дух, совершенно уверило пашу в истине слов Мустафы.

– Не худо! – начал матрос, поставив фляжку между ног. – Теперь, пожалуй, я готов лгать старой козлиной бороде, сколько душе его угодно.

– Что говорит гяур? – прервал его паша.

– Что он намерен положить к стопам Вашего Благополучия чудные происшествия его жизни и что он надеется, что лицо его озарится, прежде чем оставит он ваше высокое присутствие. Франк, можешь начинать.

– Лгать, пока не почернею. Хорошо, если того желаете. Но меня, старый хрен, зовут Билл. Да от вас, турок, лучшего и ждать нельзя. Но прежде хочу я спросить вас об одном. За несколько дней перед этим, когда я был на борту одного фрегата в Дарданеллах, спросили мы о том, к какой религии принадлежите вы. Ганс Зомс говорил, что вы нехристи, а если и христиане, то католики. Но не думаю, чтобы он говорил правду: как ему это знать, когда он был на морской службе не более семи недель? Но кто вы такие, смею спросить?

– Что говорит он? – нетерпеливо спросил паша.

– Он говорит, – сказал Мустафа, – что считает себя несчастным, что родился не в земле правоверных, а на туманном сыром острове, где солнце никогда не светит и где такой холод, что небесная вода падает к ним жестка и холодна, как камень.

– Поэтому-то они и не пьют ее. Машаллах! Велик Бог! Вели ему продолжать.

– Паша приказал сказать тебе, что религия наша учит тому, что нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его, и желает, чтобы ты начал свою историю.

– Об этом малом, кажись, я никогда не слыхивал; ну, да нет нужды, расставляйте уши и слушайте.

История английского матроса

Родился я в Шильдсе, выслужил время учения на одном корабле в его гавани и поступил в экипаж маленького ливерпульского судна, предназначенного для торговли невольниками. Мы отплыли и достигли африканских берегов. Стеклянные бусы, водка и порох скоро кончились, и в короткое время корабль был нагружен. Но в день отплытия нашего в Гаванну между неграми появилась зараза; и не удивительно, если подумать, как бедные дьяволята были натисканы в трюм, словно сельди. Мы открыли люки и многих вывели на палубу. Но ничто не помогло, они умирали, как зачумленные овцы, и мы кидали через борт ежедневно человек по тридцать. Многие добровольно бросались в море. Целые отряды акул следовали за кораблем, чудовища прыгали на поверхность воды и ныряли, терзая еще теплые тела черных, и плескались в теплой воде, смешанной с кровью.

Наконец у нас не оставалось ни одного невольника, и мы вернулись за новым грузом. Мы были от земли еще в дне плаванья, когда заметили две лодки, шедшие у нас под ветром. Они подавали сигналы, требуя помощи, и были полны людьми.

Мы пошли к ним и приняли к себе людей.

Они были французами, тоже торговавшими невольниками. Судно их получило пробоину и пошло ко дну.

– Ну, переводи пока это старому дураку, а я тем временем промочу горло.

Мустафа передал слова рассказчика паше, и матрос, после доброго глотка водки, продолжал.

Нам не очень хотелось иметь этих французских висельников у себя на борту, тем более, что их было столько же, сколько и нас. Уже в первую ночь подслушал один из прислуживающих на корабле негров, знавших по-французски, как они сговаривались отправить нас к черту и завладеть кораблем. Лишь только мы узнали об этом, судьба их была решена.

Мы собрались на палубе, заперли люки, схватили французов, бывших на палубе, и в продолжение получаса все они должны были прогуляться по доске.

– Я не понимаю тебя, – сказал Мустафа.

– Это оттого, что ты не моряк. Ну, попробую объяснить как можно короче, что значит гулять по доске. Мы взяли широкую доску и конец ее выставили за борт корабля, намазав его сперва хорошенько жиром. После чего пускали на нее французов, завязав им глаза, и желали им единственно из вежливости, по-ихнему же, «bon voyage». Они шли по ней, пока не сваливались в море, где акулы съедали их, хотя и предпочитали негров прочим.

– Что говорит он, Мустафа? – прервал его паша. Мустафа передал слова матроса.

– Хорошо! Желал бы я посмотреть на эту прогулку, – заметил паша.

Спровадив французов, направили мы корабль в гавань, откуда скоро отплыли с новым грузом. После удачного перехода продали мы наших невольников в Гаванне. Но эта служба мне была не по нутру, я оставил корабль и вернулся в Англию.

Возвратившись, наткнулся я на Бетти. Она была хорошей женщиной, и я привязался к ней. У нас была знатная свадьба, все шло хорошо, пока водились деньжонки. Но пришлось туго, и я снова пустился в море, чтобы добыть их побольше.

Вернувшись, нашел я, что кровать моя была не совсем такова, какой должна быть. Я откланялся Бетти и был таков.

– Зачем же ты не зашил ее в мешок? – спросил паша, когда Мустафа передал ему слова матроса.

– Что? Зашить ее в мешок!.. Нет, так плоха она не была! – сказал матрос.

Я поступил опять на корабль и в три года накопил порядочно деньжонок, и решился, чтобы поскорее сбыть их с рук, еще раз попробовать жить на земле. Тут попал я на Сью и снова женился. Но, Боже мой! То был сущий паук-крестовик! Целый Божий день побои, царапанья! Скоро надоела она мне донельзя, и я желал, чтобы черт ее побрал. Мне была она в тягость, а ей приглянулся другой парень. Однажды она сказала:

– Наше чувство друг к другу прошло. Зачем же ты не продашь меня? Таким путем мы можем разойтись самым приличным образом.

Я согласился с ней. Надел ей на шею веревку и повел на базар.

Молодец, хотевший купить ее, подошел ко мне.

– Кто купит мою жену? – спросил я.

– Я, – сказал он.

– Что дашь?

– Полкроны, – ответил он.

– Прибавишь полстакана грога?

– Хорошо, – сказал он.

– Она – твоя! Желаю тебе счастья в покупке. Я передал ему веревку, и он увел Сью.

– За сколько, говоришь, продал он жену? – спросил паша, когда эта часть истории была передана ему.

– За один пиастр и глоток водки, – отвечал визирь.

– Спроси его, хороша ли была она, – сказал паша.

– Хороша ли? – задумался матрос на вопрос Мустафы. – Да, то было такое красивое судно, что едва ли увидишь другое, ему подобное. Ход ее был красив, имела она прекрасную круглую корму, высокий рост, хорошую окраску, а волос было бы довольно и для русалки.

– Что говорит он? – спросил паша.

– Франк уверяет, что глаза ее светились так же, как у газели, брови сходились, рост ее уподоблялся стройному кипарису, лицо полной луне, и она была так же полна, как гурии, которыми награждаются истинные правоверные.

– Маша плах! И все это за один пиастр! Спроси его, Мустафа, много ли в той земле продажных женщин?

– Много ли? – переспросил матрос. – В продолжение часа можешь нагрузить ими целый корабль. Есть у нас в Англии ребята, которые рады дать горсть золота, лишь бы избавиться от своих жен!

– Мы разведаем о том поподробнее, Мустафа, как ты думаешь?

– Непременно, – ответил Мустафа. – Сердце мое подобно изжаренному мясу при одном воспоминании о женщинах той земли; они таковы, какими описал их матрос; это просто гурии. Продолжай, яга-биби, друг мой, и расскажи его…

– Яоув бибби! Я сказал тебе, что меня зовут Билл, а не Бибби; притом я никогда не жажду на пути; хотя иногда, вот как и теперь, пристаю для принятия провианта. – Матрос хлебнул порядком из фляжки, обтер рот рукавом и продолжал: – Теперь пойдет чистая ложь.

Я отправился на одном бриге в Бразилию; вдруг поднялась такая буря, какой еще не видывал я в жизни.

Надо было приставить к капитану троих, чтобы держать его за волосы. Один юнга был поднят ветром к самому месяцу и спустился оттуда по двум лучам его, ухватился за грот-мачту и не потерпел ни малейшего вреда.

– Славно! – сказал Мустафа и передал это паше.

– Чудно! Клянусь бородой пророка! – воскликнул паша.

Буря продолжалась восемь дней. Ночью – я стоял тогда на руле – прибило нас к одному голому острову. Толчком перекинуло меня через горы на другую сторону острова в море. Я приплыл к берегу и кое-как вскарабкался в пещеру, где и заснул. На другое утро открыл я, что тут не было никакой пищи, кроме крыс. Их было в изобилии, но они были такие проворные, что я не мог поймать ни одной. Обходив весь остров, заметил я, что около одного места собралось множество крыс. Они теснились около речки, единственной на всем острове, как открыл я после. Крысы не могут жить без воды, и мне пришло в голову, что здесь я могу ловить их. Я накрыл всю речку, оставил маленькое отверстие и сел подле него. Когда крысы пришли опять, набрал я полный рот воды и раскрыл его сколько мог. Они бросились туда, и я стиснул их зубами. Таким образом ловил я их, сколько мне было нужно для поддержания себя.

– Аферин! Превосходно! – воскликнул паша, когда Мустафа объяснил ему это.

Наконец взял меня один корабль, чему был я очень рад, потому что сырое мясо крыс не очень-то вкусное кушанье. Я воротился в Англию и не пробыл еще и двух часов на земле, как вдруг заметил первую жену; за нею тащился красный воротник. «Это он!» – сказала она. Я сжал кулаки, но меня схватили, и я должен был отправиться в тюрьму, чтобы предстать перед судом за многоженство, то есть за то, что у меня было одной женой больше, чем следует.

– Что хочет он сказать этим? Вели ему объясниться понятнее, – сказал паша, когда Мустафа передал ему слова матроса. Мустафа повиновался.

– В нашей земле мужчине дается только одна жена, и он не можег брать больше, чтобы каждый получил свое. Я взял себе двух, меня судили, и я был отослан на житье в Ботани-Бей.

Такое объяснение сделало для паши еще темнее этот обряд.

– Как! – воскликнул он. – Что же это за земля, где мужчина не смеет иметь двух жен? Иншаллах! Благодарение Аллаху! Мы можем их иметь сотнями в наших гаремах!.. Или смеется он нам в бороду? Не чистая ли это ложь?

– Все сказанное франком совершенно справедливо, – отвечал Мустафа. – Даже король той земли не может иметь более одной жены. Бехезм, отвечаю глазами, что это не ложь.

– Ну, да ведь они неверные! – сказал паша. – Они не заслуживают иметь больше, гурии даются одним правоверным. Да будут осквернены могилы отцов их!.. Вели гяуру продолжав.

– Я должен был плыть по океану и довольно счастливо добрался до места. При попутном ветре и благоприятной погоде надеялся я когда-нибудь пристать к небу. Но мне не очень-то нравилось работать бесплатно, и одним прекрасным утром я улизнул в лес, где с двумя друзьями прожил шесть месяцев. Питались мы мясом кенгуру и еще одним маленьким животным. Все шло как нельзя лучше.

– Из чего состоит блюдо кенгуру? – спросил Мустафа по приказанию паши.

– Состоит!.. Ну из чего же состоять ему, как не из кенгуру? Я говорю о животном, а не о блюде. Убить его стоило всегда больших хлопот: встанет, окаянный, на свой толстый хвост и защищается всеми четырьмя ногами. Да и в других штуках кенгуру очень редкое животное: детеныши выскакивают у него из живота и влезают туда опять через дырку, которая именно для этой цели и предназначена, ну точно как большая дыра на палубе корабля. Что касается другого животного, то оно плавает в прудах, несет яйца и имеет утиный нос, хотя и покрыто шерстью, как и всякий скот.

Визирь прервал его.

– Клянусь пророком, он смеется нам в бороду! – воскликнул гневно паша. – Это все чистая, бессовестная ложь!

– Ты должен говорить паше не явную ложь. Он сердится, – сказал Мустафа. – Лги, но что-нибудь дельное.

– Ну, да буду я проклят, – отвечал матрос, – если это не правда. Это только и есть справедливого из всей моей басни! И старый дурак в том сомневался! Хорошо, в угождение ему попытаюсь еще на что-нибудь.

– Прожив, как уже сказано, шесть месяцев в лесах, наконец соскучился я, а так как расстояние до моего отечества было только в двадцать тысяч миль, то и решился я переплыть туда.

– Машаллах! Переплыть! Сколько миль? – воскликнул Мустафа.

– Безделицу – всего двадцать тысяч.

Итак, в одно прекрасное утро, закинув себе на плечи молодого кенгуру, начал я свое путешествие. Три месяца плыл я не переставая. Когда немного утомлялся, то ложился на спину, после чего продолжал путь. Но меня покрыло столько раковин, что я не мог двигаться вперед. Я пристал у острова Вознесения, отскоблил раковины, обчистился и, чтобы сохранить себя от цинги, прокормился черепахами восемь дней, по прошествии которых снова отправился в дорогу. Приплыв к проливу Гибралтар, подымал я, что не худо завернуть сюда, и прибыл вчера ровно в третий час утренней стражи, после путешествия, продолжавшегося пять месяцев и три дня.

Когда Мустафа объяснил это паше, тот был вне себя от изумления.

– Аллах ваакбар! Бог вездесущ! Слыхал ли ты когда-нибудь о подобном пловце? Двадцать тысяч миль, пять месяцев и три дня! Нечего сказать, чудный рассказ! Наполнить ему рот золотом.

Мустафа объявил матросу о неожиданной награде, придуманной для него, когда тот только что осушил фляжку и покатил ее в сторону.

– Черт возьми, это новый способ награждать! Никогда еще не слыхивал я, чтобы делали изо рта мешок. Но все равно; только если вы хотите сыпать золото, то не мешает выкинуть лишний груз через борт.

С этими словами матрос вложил в рот большой и указательный пальцы и вынул огромную жвачку табака.

– Ну, теперь я готов, только не очень старайтесь, пожалуйста, а то задушите меня.

Тут один из людей паши всыпал ему в рот довольно много золотых монет. Матрос выплюнул их одну за другой в свою шляпу, вскочил на ноги, кивнул головой, лягнул взад ногой (что было прощальным поклоном для паши), объявил, что он глупейший из всех старых дураков, когда-либо им виденных, кивнул Мустафе и удалился из дивана.

– Машаллах! Он хорошо плавает! – сказал паша.

Паша Жданов — Моя собачья жизнь. Релиз, текст! — «Дистопия»

Предисловие Юлии Степ:

«Моя собачья жизнь» — альбом Паши Жданова, автора проекта «Ада». Как и прежде, здесь есть нерв, запоминающийся речевой оборот, нелинейный сюжет и надлом. Расставание и следующая за ним болезненная невстреча, бесприютность и отголоски детских травм — в 16 треках.

«Я про сон расскажу друзьям,

Им обычно хорошие сны не снятся».

«Консерва»

Не по себе.
Ты разогревала суп и что-то ещё варила.
Ты что-то спрашивала, что-то мне говорила
Про новые ингаляторы от бронхиальной астмы.
Ты разогревала суп до состояния плазмы.

Давай, включай телевизор, посмотрим, что в мире творится.
Там тоже про что-то спрашивается и обо всём говорится.
Про нищую жизнь и светлое будущее моего народа.
В России нормально: ну, там, природа.

Пока мы сидим дома, нам строят новый ГУЛАГ,
Но я ничего не хочу знать, их «Гугл» — агент и враг.
Мы жизнь посвящаем тому, кто даёт в нашу будку свет,
Пока есть в карманах табак и бумага от сломанных сигарет.

Ты будешь стрелять глазами, а я буду биться током.
Не будет жестоко твоё далёко, и будет консерва в моём далёко.
России нужны герои и не нужны полумеры.
Любители полумер и просрали все полимеры.

Ты что-то спрашивала, что-то мне говорила.
Но я проглотил свой язык, я — могила.
Мы завтра пойдём гулять, но это по самочувствию.
Скорее всего не пойдём, я вообще ничего не чувствую.

Я сужу по себе и мне не по себе.

«Мишка»

Вы стояли у прилавка, мелкий писал кипятком.
«Папа, он так мило тяфкал, уши, лапы, хвост крючком».
Продавщица отвечала наставленьем на нытьё:
«Что ты спрятал, то пропало. Что ты отдал, то твоё».

Что ты спрятал, то пропало. Что ты отдал, то твоё.

Ты снова тянешь одеяло
На себя. А как же я? А я упал.
Что упало, то пропало.
Я другого покупал.

Уронили мишку на пол,
Оторвали мишке лапу.

«Три вещи, которые должен сделать в своей жизни настоящий мужчина»

Я ничего из себя не строю.
Дом не строю, дерево не садил.
Покажи мне мужчину, который сделал три вещи, которые должен сделать в своей жизни настоящий мужчина.
Вот же он!
Не убедил.

Где мой дом, где моё дерево, где мой сын?

Сын, дом, дерево.
Дом, сын, дерево.
Сын, дерево, дом.
Дерево, дом, сын.

«По-другому (Стразы, кишки)»

Я не помню, кому повторить пива.
Я не помню, кто ещё должен денег.
На липком полу стекло разбитых стаканов.
Не знаю, где швабра. Не знаю, где веник.

Но я не собираюсь в этом разбираться.
Я не собираюсь в этом разбираться.
Я не собираюсь в этом разбираться.
Ты стала совсем по-другому смеяться.
Что с тобой? Ты стала по-другому смеяться.

Ещё вчера попрыгунья-стрекоза,
Сегодня очень деловая колбаса.
И я не знаю чего мне больше жаль.
Здесь каждая деталь размером с рояль.

Я слышал все эти ноты, я знаю их от и до.
Наш дом пчелиные соты, осиное, блять, гнездо.
Наш мир из говна и палок, начерченный от руки,
В тени гробовой доски
Сверкают стразы, блестят кишки.

Но я не собираюсь в них больше копаться.
Я не собираюсь больше в них копаться.
Нет, я не собираюсь больше копаться.
Ты стала совсем по-другому смеяться.
Что с тобой? Ты стала по-другому смеяться.

Подай мне знак, где твой сигнал?
Тебе всё равно. Я так и знал.

И почему я должен сгореть, чтобы тебя немного согреть.
Как перестать себе лгать, больше не лгать себе впредь.
Белая ложь в красной стране, я по ночам молюсь сатане,
Потусторонним вход разрешён, а также тем, кто умалишён.

«+- (Чернила, песок)»

Шапка на пятке, на голове носок.
В песочнице чернила, в чернильнице песок.
Всё это не дело, а какая-то фигня.
Как будто ты надела маску меня.

Зачем ты надела маску меня?
Зачем ты надела маску?

В маске меня ходить нелегко:
За вредность давно не дают молоко.
Обычно я лол, обычно я кек,
Смешной человек. Живой человек.

Живой человек плюс что-то и минус что-то.
Живой человек.

Не лучше, не хуже других ребят.
Не думай о замужестве, живи для себя.
Не верь в эти сказки про изумруды ласк.
Всю жизнь мы живём в коляске.
Сначала катают нас, потом за рулём мы, потом снова нас.

Но мне бы хотелось, чтобы меня ты.
Мне бы хотелось.

«Вечная жевачка (Тот самый случай)»

Я стараюсь не беспокоиться.

Я стараюсь не беспокоиться.
Получается не всегда.
Помогает святая троица:
Сон, секс, еда.

В девяноста девяти случаях из ста.

Я клюю на твою жевачку,
Чтобы снова порвать губу.
Послезавтра мне нужно выбиться в люди,
Которых я видел в гробу.

Я клюю на твою жевачку.
Я глотаю твою блесну.
Эти завтраки, ебли, спячки.
Я так больше не протяну (протяну).

Надуваю большой пузырь
И выплёвываю жевачку.
Ты тихонько меняешь грузило,
Открываешь другую пачку.

Я стараюсь не беспокоиться.
Получается, но не всегда.

В девяноста девяти случаях из ста.
И сегодня тот самый случай.

Дринкинг вайн, филинг файн.
Дринкинг вайн, филинг файн.
И я чувствую себя лучше.

Дринкинг вайн, филинг файн.

Вечная жевачка.

«Парус»

Я в состоянии движенья,
В тревогах шумной суеты.
Ты улетаешь в воскресенье
И слышишь крик из пустоты.

Внутри меня печали бездна.
Внутри — грохочет и кричит.
Твоё молчанье, если честно,
Меня уже не огорчит.

Ты можешь забыть этот дом, этот адрес.
Я здесь всё равно без тебя не останусь.
С нелепой печалью я как-нибудь справлюсь,
И в сердце останется тихая радость.

Мой парус.
Парус.

Я улетаю в понедельник.
Не знаю. Может быть и зря.
Да просто не осталось денег,
Чтоб здесь прожить до сентября.

Мы не пытались стать своими
В стране ревущих и глухих.
Мы улетаем вместе с ними,
И мы теперь одни из них.

Мой парус.
Парус.

«Сон в руку»

Я сегодня проснулся в шесть.
Я умылся, почистил зубы.
Это жесть, это жесть, жесть, жесть.
Кофейку бы.

Выпиваю стакан воды,
Чтобы с мыслями разобраться.
Мне сегодня приснилась ты.
Мне обычно хорошие сны не снятся.

Мне приснился отличный сон,
Улыбались с тобой друг другу.
Подставляй, говоришь, ладонь.
У меня есть сон в твою руку.

У меня есть ты. У тебя есть я.
Будет вечером чем заняться.
Я про сон расскажу друзьям,
Им обычно хорошие сны не снятся.

Говорят, если растрепать,
То хорошему сну не сбыться.
Но, когда снова лягу спать,
Мне он снова приснится.

Мне приснится отличный сон,
Погоняю его по кругу.
Подставляй, говоришь, ладонь.
У меня есть сон в твою руку.

Я обвесил ловцами снов
Свою жалкую комнатушку.
Просыпаюсь. Ещё темно.
Твои волосы на подушке.

«Река»

Не помнят юности ветра пустынных мест:
Для сердца всё в прошлом.
Давай оставим всё, как есть,
Запомним хорошим.

Мы перебегали берега.
Всё это крысиные бега.
Если ты ещё не поняла,
Время вылезать из-под стола.

Мы перебегали берега.
А где река?

«Итоги, ч.1: Мы с тобой»

Срыв на крик, даже хуже — истерика.
В нашем споре рождается горе.
Мы с тобой далеко от берега.
Мы с тобой далеко от моря.

Мы с тобой в непонятном месте,
Где нет воздуха, звуков и света.
И как будто бы лет эдак двести
На семь бед ничего, ни ответа.

Ты твердишь, что тепло преходяще,
Что я должен хоть что-то сделать,
Чтобы мы не сыграли в ящик —
Твоей чуткости нет предела.

Вновь молчание, крик, ругань.
Я прошу у тебя совета,
И не хуже тебя напуган,
Но ты не принимаешь это.

Ты строчишь простыню в комментарий.
Жемчуга — новый корм для свиней.
Мне знаком и такой сценарий:
Я надеялся, ты умней.

Для тебя это что может значить?
В этот раз я решил всё сам.
Я тебя ото всех спрячу,
А язык твой скормлю псам.

«Итоги, ч.2: Молчали и шли»

Мы шли и молчали.
Молчали и шли.
И только урчали
Бычков угли.

В утробе голодного города,
Как суки и кобели,
На радость собачьему чёрту.
Молчали и шли, молчали и шли.

В дорожной пыли тонут искры упавших звёзд.
Мы раньше могли… Всерьёз.
В пыли засверкало что-то и вдруг зажглось.
Мы так же могли, мы тоже могли. Да брось…

Мы шли и молчали.
Молчали и шли.
Слезами печали
Касаясь земли.

В плену растяжимых понятий,
Объятий дорожной пыли
Мы ждали живых объятий.
Молчали и шли, молчали и шли.

Мы даже могли быть врозь.
Но всё у нас сошлось.

Люблю подводить итоги.
Особенно утешительные.

«Хищник»

Ко мне прицепилась пчела, соль-вода, соль-вода, соль-вода, соль-вода.
Собачья тропа вывела нас в прошлый раз сам не знаю куда.
Сегодня мы выбрали путь иной, мы выбрали путь котов,
Известный особенною крутизной. «К опасностям будь готов!».

Как камешек, тонущий в киселе, как косточка во фруктовом желе,
Я вроде бы навеселе, как будто бы навеселе.
И сладкого вроде не пил и не ел, но чувствую что-то в слюне,
Что тянет меня к воде, и тянет пчелу ко мне.

Я вижу, что кто-то лежит впереди, разлёгся на самом ходу.
Мне боязно подойти, решаюсь пойти, иду.
Он мне улыбается, машет рукой, дредастый, блестящий, большой.
И вот тебе раз: это Хищник, и тут же, с ним рядом, Чужой.

На зелёной траве лежим
Вместе с Хищником и Чужим.
Как они оказались тут?
Иногда они устают.

Иногда они, как и ты,
Тоже режут свои понты.
Иногда они, как и я,
Тоже умные дохуя, но

Наши крики никто не услышит в космосе.
Наши слёзы никто не увидит в космосе.
Наши плечи никто не обнимет и щёки никто не согреет в холодном космосе.

Осталась меня ожидать позади, даю тебе знак: «Вперёд!».
Не котиков встретили на пути, а в точности до наоборот.
Но как котики вдруг оказались милы чудовища. «По чайку?».
На досочке хлеб, колбаса и чай, Чужой попросил табаку.

Ты Хищнику в дреды вплетаешь венок, пчелу отгоняешь прутом.
Чужой у твоих ног колечки пускает ртом.
«Охота, работа, война — от этого устаёшь.
Рутина, апатия, жизнь, которой цена — грош.

И с каждой секундой всё меньше нас, слыхали про мелмокиан?
Когда-то всё было у них, как и здесь: земля, облака, океан.
Когда-то спокойно жевали котов, не думали, как и вы,
Что всё это не бесконечно, не станет ни их, ни травы, ни листвы».

На опавшей листве лежим
Между с Хищником и Чужим.
Как они оказались тут?
Иногда они устают.

Иногда они, как и ты,
Тоже режут свои понты.
Иногда они, как и я,
Тоже умные дохуя, но

«Возвращение»

Друг о друге нам всё известно.
Друг про друга нам всё понятно.
Нам друг в друге искать бесполезно
Тёмные пятна.

Кто живёт у тебя под юбкой,
Кто открытки мне шлёт с края пропасти.
Никакие мои и твои поступки
Не станут для нас новостью.

Я с тобой набираю вес.
Ты со мной превратилась в посмешище.
Ты всё чаще уходишь в лес,
Там твоё убежище.

Стало холодно, сыро, жутко,
Пока я воевал в интернете.
Я ребёнком мечтал на сутки
Вдруг остаться одним на планете.

И идти домой с конца света.
Где ты? Где-то…
«Душечка ты мой, твоя песня
Спета». Кем-то…

Тебя не было несколько дней,
В холодильнике стало пусто.
Кто кому из нас был нужней
Ты дала мне почувствовать.

Я накинул своё пальто,
До «Пятёрочки» чтоб метнуться.
Мне навстречу не шёл никто,
Даже не с кем столкнуться.

Подозрительная тишина.
Белый шум на любимом радио.
Эпидемия или война?
В интернете ни слова, мать его.

На прилавках застыли фрукты,
Никого у весов и на кассе.
Набираю продукты
И выхожу, не расплачиваясь, нифига себе.

И иду домой как с конца света.
Где ты? Где-то…
«Душечка ты мой, твоя песня
Спета». Кем-то…
Выломана дверь, выбиты стёкла.
Всё в осколках.

Я опять выхожу из подъезда,
Жёлтым светом горят светофоры.
Но не трогаются с места
Машины, вхолостую гудят моторы.

Попытался тебе дозвониться,
Абонент как всегда недоступен. Супер!
Может это мне просто снится?
Или я умер?

Я бежал по грязи и лужам,
По колено в кленовых листьях.
Шёл, пока вдруг не понял, простужен,
По следам: человечьим и лисьим.

Я боялся остаться один,
Но попался в свою же ловушку.
Сквозь свой кашель услышал: «Сюда иди!».
Оглянулся, увидел избушку…

Я пришёл домой с конца света,
Где ты.
«Душечка ты мой, твоя песня
Спета».
Выломана дверь, выбиты стёкла.
Всё в осколках.
И в проёме вместо стекла висит, промокла
Твоя футболка.

Подозрительная тишина.

«Прощай, оружие»

Подозрительная фигура
Показалась из-за угла.
Подарила улыбку какая-то дура:
Примерил — не подошла.

Этих маленьких мисс Счастье
Здесь клубится весенний рой.
Ничего себе, здрасьте-мордасьте,
Это правда тот самый герой.

Я попробовал даже зажмуриться,
Не поверил своим глазам:
Тот, с кем нас воспитала «Улица
Сезам».

Нашей разницы в двадцать лет
Будто не было и нет.
Руки пряча в карманах брюк,
Пригляделся ко мне мой друг.

Мы ходили в кафе-концерт.
Помню, как он нам покупал
Чебуреки и на десерт
Баттл «Балтики» и «Байкал».

Я лакал его как щенок.
Он плеснёт — я хватаю бокал.
Он шутил про прошедший денёк:
«День отличный, продлили больничный, поспал».

«Я твой юнга, ты мой капитан.
С нами бог и Андреевский флаг».
«Мне назавтра писать диктант!».
Он шутил надо мною: «Всех благ!».

В бардачке Михаил Круг.
К его ряхе прилип паук.
Есть хорошие воспоминания
О моих и его препинаниях.

Прогонял меня ссаными тряпками,
Когда умничал или бычил.
Он кавычил кавычками-«лапками»,
А я «ёлочками» кавычил.

Шёл с утра, видно, опохмелившись.
Может лишнего даже глотнул.
Прохромал, не остановившись,
Только еле заметно кивнул.

С равнодушием спутал радушие.
Наша дружба ещё жива.
Он читал мне «Прощай, оружие!»:
«Книга первая, третья глава».

«Застыл и остыл»

Ты был прочен как сталь,
И блестел как хрусталь.
Но внутри ты был пуст.
Без эмоций и чувств.

И в свои двадцать три
Ты ржавел изнутри.
Ты крошился как мел.
Никогда не умел
Любить.

Ты застыл
В объятиях важного часа.
И остыл.
Нам нужно почаще встречаться.

Ты был твёрд как металл,
Но ты тоже устал
Без эмоций и чувств,
Как сиреневый куст
Быть.

Ты в свои тридцать три
Проржавел изнутри.
Задыхался от дел,
А ведь тоже хотел
Любить.

Ты застыл,
В преддверии важного часа замер.
И остыл.
Нам нужно почаще встречаться, парень.
Ты застыл.
Без телефонов и фотокамер.
И остыл.
Мы вдвое сильнее, когда мы в паре.

За то, что ты есть, я тебе благодарен.

«Дни и ночи»

Хотел бы я быть не здесь.
Подальше от этих мест.
Выходим курить в подъезд.
Выкладывай всё, как есть.

И, если ты захочешь, ты можешь остаться у нас.
Все наши дни и ночи — это всего лишь блестящая грязь.
Но стали дни короче, темнеет раньше на час.
И, если ты захочешь, ты можешь остаться у нас.

Увязли звёзды в густом дыму.
Вокруг все радуются дерьму.
Давно пора было всё менять,
А может просто тебя обнять.

И, если ты захочешь, ты можешь.
Все наши дни и ночи — это всего лишь.

Все наши дни и ночи, наши дни и ночи.

Серия

Rose Water: что такое розовая вода?

От придания цветочного аромата десертам до очистки кисвы (черной ткани, покрывающей Каабу в Мекке) Каабы, розовая вода является неотъемлемой частью многих культур арабского мира, Турции и Центральной Азии. Его преимущества многочисленны, а его использование бесконечно. Розовая вода использовалась на протяжении веков для лечения кожи и болезней, в качестве духов, увлажняющего средства и ароматизатора. Так что же такое розовая вода и почему она играет такую важную роль во многих обществах по всему миру?

Начнем с того, что розовая вода представляет собой простую композицию, состоящую из одноименной композиции: роза и вода. Это результат погружения лепестков роз в воду до тех пор, пока вода не впитает аромат и питательные вещества из лепестков. В некоторых случаях розовую воду готовят путем замачивания всей розы, чтобы извлечь выгоду из питательных веществ в стебле и листьях. Дамасская роза обычно является предпочтительным видом розы, используемой для изготовления розовой воды. Это название происходит от его происхождения в Дамаске, Сирия. Однако ученые заявили, что недавние тесты ДНК могут указывать на то, что дамасская роза действительно могла быть родом из Центральной Азии.

Использование розовой воды
Розовая вода использовалась различными способами в различных культурах с течением времени. В первую очередь розовую воду обычно добавляют в пищу и напитки, используют в косметических целях и употребляют из-за ее лечебных свойств.

В пищу добавляется в воду для придания приятного цветочного и освежающего вкуса, особенно летом. Его также добавляют во многие десерты, такие как пахлава, рисовый пудинг, мороженое, печенье и даже пирожные. Иногда его даже можно заменить ванильным экстрактом, чтобы придать торту более цветочный аромат.

Розовая вода также используется для приготовления варенья, популярного блюда для завтрака в Турции, и ее также можно смешивать с фруктами. Розовая вода также иногда превращается в сироп путем добавления сахара и приготовления сиропообразной текстуры. Именно так оно применяется к таким десертам, как пахлава, катаеф и кунафа — очень популярным десертам в арабском мире, которые готовятся особенно во время праздников, таких как Рамадан и Ид.

Но помимо еды, он также используется в качестве косметического средства, особенно женщинами. Его можно включить в ежедневную рутину. Розовая вода продавалась как духи и рекламировалась как отличный заменитель химически наполненных духов, которые обычно продаются повсюду. Это также отличный способ сохранить кожу свежей и здоровой. Использование ватного тампона для нанесения на лицо, обычно после умывания утром или перед сном, — это хороший способ сохранить молодость кожи.

Как я упоминал ранее, розовая вода используется во многих культурах и имеет религиозное значение. Это особенное явление не только в исламе, но и в восточном православии, индуизме и зооастризме. В рамках серии блогов о розовой воде я расскажу конкретно о значении и истории розовой воды в исламе.

Польза розовой воды
Из-за ее популярности было проведено множество исследований по изучению полезных свойств розовой воды; и это не должно вызывать удивления, их МНОГО! Я расскажу о некоторых из них здесь. Начиная с кожи, розовая вода помогает:

Успокаивает раздражение кожи, экзему и розацеа
Уменьшение покраснения кожи
Ускоряет заживление ран, порезов и ожогов благодаря антисептическим и антибактериальным свойствам
уменьшение морщин (против старения)

Кроме того, розовая вода помогает снять головную боль и улучшить настроение. Согласно исследованию 2011 года, экстракт лепестков розы показал успокаивающее и антидепрессивное действие после того, как было замечено, что он расслабляет центральную нервную систему у мышей. Он также обладает антиоксидантными и антисептическими свойствами (вы можете заметить здесь тему многих наших продуктов, таких как мед сидр и масло черного тмина), которые используются для защиты от инфекций. Многие лекарства содержат экстракт, особенно в глазных каплях. Исследование 2008 года показало, что розовая вода может помочь успокоить и улучшить проблемы с пищеварением и общее пищеварение.

Как использовать розовую воду
Розовую воду следует использовать в очень малых количествах, так как она очень концентрированная и ее требуется совсем немного, чтобы подействовать долго. Я иногда добавляю его, когда выпиваю стакан воды, но добавляю всего 2-3 капли. Красота розовой воды заключается в ее тонкости. Слишком много его может оставить неприятный вкус, но добавление правильного количества дает вам этот легкий цветочный аромат, который делает вкус того, что вы едите, более освежающим.

Его также можно добавлять во многие травяные или фруктовые напитки. Из гибискуса делают очень популярный напиток в Египте, и его охлаждают. При приготовлении кувшина чая из гибискуса вы можете добавить от 1 чайной ложки до столовой ложки розовой воды в качестве дополнительного ароматизатора. Основная тема при использовании розовой воды, как я уже упоминал ранее, заключается в том, что от небольшого количества уходит очень много времени. Начните с осторожного использования и добавляйте больше по желанию.

Существует множество рецептов, позволяющих использовать розовую воду. Ранее я говорил об использовании его в десертах. Во многих ближневосточных десертах из него делают сироп, варя его с сахаром. Однако при приготовлении тортов должно быть достаточно замены небольшого количества ванильного экстракта таким же количеством в розовой воде.

Помимо еды, вы также можете легко добавить розовую воду в бутылку с распылителем и использовать ее либо в качестве духов, либо, если у вас аллергия на Febreeze и другие освежители воздуха (или вы просто не любите их), распылите ее в ваш дом, чтобы освежить запах. Для людей, и особенно для женщин, которые ищут более тонкие духи в определенных случаях, розовая вода является отличной заменой типичным брендам, которые мы используем.

Заключение
Это первый из серии блогов о розовой воде, которые мы будем публиковать в ближайшие недели и месяцы. Поскольку многим это может быть незнакомо, мы хотели начать с объяснения, что это такое и как его использовать. Но мы также считаем важным знать и религиозное, культурное и историческое значение этого. Вот почему мы работаем над серией, в которой мы подробно рассмотрим важность розовой воды в исламе, а также в конкретных странах и культурах, таких как Турция, Иран и некоторые части арабского мира. Оставайтесь с нами, чтобы узнать больше!

Медресе Сабил Мухаммад Али Паша

Эра
Хедиваль
Руководитель проекта
Агнешка Добровольская
Место нахождения
Исторический Каир
принадлежность
Посольство Королевства Нидерландов в Каире Barakat Trust Представительство Европейской Комиссии в Египте
Спонсор проекта
Американский исследовательский центр в Египте
Даты проекта
1998-2004

Автор: Директор проекта Агнешка Добровольская

Перепечатка из бюллетеня ARCE № 180, лето 2001 г. , страницы 14-15.

Фото предоставлено персоналом ARCE.

В 1819 году Мухаммад Али-паша (1769-1849) при поддержке своей жены Эмине (называемой современниками царицей Нила) воздвиг памятник в память о своем втором сыне, принце Ахмеде Тусуне, руководившем походами против ваххабитов. в Аравии, прежде чем внезапно скончался от чумы в 1816 году в возрасте 23 лет. Комплекс расположен на главной улице средневекового Каира — Шариат Муизз Лиддин Аллах, ведущей в обнесенный стеной город Фатимидов от его южных ворот, Баб Зувайла.

Сабил-медресе Мухаммеда Али-паши находится в рамках комплексной программы консервации архитектуры, которая началась в сентябре 1998 г. и, как ожидается, завершится в конце весны 2002 г.

Комплекс включает богато украшенный общественный фонтан (сабил) и здание школы. (медресе), возведенное как благотворительный фонд для раздачи воды из больших окон на первом этаже прохожим и для обучения местных детей. С архитектурной точки зрения сабил-медресе Мухаммада Али-паши представляет собой совершенно новую форму этого уникального каирского сочетания зданий. Богатая резьба беломраморного фасада, замысловатая конструкция и богато расписанная отделка деревянного купола; резные и ярко раскрашенные деревянные карнизы; а оконные решетки из позолоченной бронзы далеки от многовековой традиции фонтанных школ, представленных менее чем в двухстах метрах от сабил-куттаба Нафисы аль-Байды (179 г.).6), еще один памятник, сохраненный в рамках Проекта египетских древностей. Роскошный, богато украшенный комплекс Мухаммеда Али выполнен в стиле имперского Стамбула, и это сооружение служит одновременно памятником любимому сыну паши и заявлением о политическом авторитете основателя династии, просуществовавшей до 1953 года. 1998 г. сабил и медресе давно вышли из употребления и явно страдали от десятилетий забвения. Комплекс был на грани обрушения; широкие трещины в стенах свидетельствовали о его структурной нестабильности. Драгоценному архитектурному убранству грозила потеря; деревянный купол, венчающий сабил, был лишен первоначального свинцового покрытия в 19 в. 30-х годов, и дождевая вода угрожала изысканной росписи внутри купола. Мраморный фасад был покрыт толстым слоем копоти и грязи; резные украшения из известняка рассыпались в порошок и разъедались поднимающимися грунтовыми водами.

Самой непосредственной угрозой зданию была неравномерная осадка его фундамента (при аналогичных обстоятельствах в июне 1999 г. обрушилась крыша соседней мечети). Чтобы решить эту проблему, проектная группа укрепила фундамент, вручную вбивая тонкие сваи — механическое забивание свай могло вызвать чрезмерную вибрацию — до стабильного грунта, на семь-девять метров ниже уровня земли, на что ушло больше года. Благодаря усилению фундамента конструкция невредимой выдержала недавнее (12 июня) испытание силой 4,9 балла.Землетрясение по шкале Рихтера с центром в Дашуре, в сорока пяти километрах от центра Каира.

Обработаны основные структурные трещины, все стены заново зашпаклеваны и залиты раствором. Потолки были укреплены и заново покрыты свинцовой пленкой; Переделка медресе летом для защиты от дождя стала еще более сложной задачей из-за гнетущей сезонной жары.

Фасад фасада сабил-медресе Мухоммада Али-паши из Харат аль-Рум. Штриховой рисунок: Марек Пушкарски-ARCE

Продолжаются работы по декоративному деревянному карнизу, обгоревшему до вмешательства. В некоторых местах воздействие прямых солнечных лучей на древесину привело к сильному высыханию, что привело к появлению множества открытых трещин и трещин. После очистки деревянных поверхностей и заполнения трещин их пропитывали раствором льняного масла и скипидара. Оставшиеся пигменты были проанализированы, и в наиболее поврежденной части карниза была выполнена обратимая пробная ретушь для защиты от воздействия прямых солнечных лучей.

Очистка, укрепление и консервация всех декоративных элементов — мрамора, известняка, дерева и металла — хорошо проработаны. Рабочие использовали хирургические скальпели, миниатюрные мастерки и зубные щетки, а также неагрессивные химические методы для очистки больших пространств каменной кладки. Бронзовые оконные решетки были повторно позолочены 23,75-каратным золотым листом, чтобы восстановить первоначальный защитный слой поверх бронзы. В ходе консервации в этом сезоне были выявлены новые детали архитектурных пейзажей в стиле рококо, написанных внутри купола.

Фото предоставлено персоналом ARCE.

В январе прошлого года прямо под сабилем мы сделали потрясающее открытие: шестибаковая девятиметровая цистерна, оштукатуренная. с водонепроницаемым раствором и в удивительно хорошем структурном состоянии. Удивительно, но вода в цистерне, запечатанной более века назад, была синей и кристально чистой, напоминая турецкую надпись на памятной доске саби: мировой ход.

Вот чудо. Многие господа Египта,

Каждый из них по-своему увековечен в истории.

Но только Мухаммад Али Паша построил этот славный сабил

Доставляет освященную воду.

Надпись в переводе с турецкого Станислава Гулинского.

Проект египетских древностей сосредоточил большую часть своих работ по сохранению в районе Баб Зувайла в средневековом Каире. Основываясь на концепции сохранения территории, когда отдельные улучшения соседних зданий усиливают друг друга, привлекают посетителей, делают дополнительные инвестиции и в идеале ведут к общей модернизации всей территории, EAP концентрируется на ряде различных построек разных периодов.